Серый коршун - Андрей Валентинов

Странно, она как будто сочувствовала мне...

Я окончательно поверил – Тея невиновна. Суд не оправдает ее, но я могу просто отпустить эту рыжую. Я не узнаю правды – но не погублю невинного человека.

Но это не выход. Тея исчезнет, и все будут считать, что она – убийца со славу Старых. Я ничего не выиграю, а смерть по-прежнему будет витать над Ахиявой...

Внезапно представилось, что мы в походе, и ко мне привели на допрос пленного. Не все говорили охотно, некоторое молчали даже под пытками. Вспомнился один случай – это было пять лет назад, на левом берегу Тигра, когда мы гнали армию проклятых эламитов...

...Великий Бел помог воинам Баб-Или. Наши колесницы разогнали их тяжелую пехоту, а эламитская конница не смогла вовремя прибыть на поле битвы. Враги бежали, но успели сжечь наплавной мост. Лугаль приказал переправляться на надутых воздухом мехах, однако время было потеряно. Эламиты словно провалились сквозь землю.

Моя сотня шла впереди, пробираясь через болотистую низину. Нам повезло – разведчики захватили трех пленных, которые отстали от эламитского войска. Требовалось срочно узнать, куда отступают враги, и мы не стали церемониться. Пленные молчали, я приказал развести огонь.

Когда двое умерли, не сказав ни слова, третий – молоденький парнишка-первогодок, упал нам в ноги, умоляя о милости. Он не мог ничего сказать – поклялся каким-то эламитским демоном, и теперь просил убить его сразу, без мучений. Обычно на войне врагов не жалеют, но паренька убивать не хотелось. И тут я, уловив какую-то еще неясную мысль, спросил, в чем именно он поклялся...

– Тея! – девушка вздрогнула и резко обернулась. – Как звучала твоя клятва? Повтори ее слово в слово!

– Я не могу сказать, кем и чем я клялась, ванакт, – она была явно удивлена вопросом. – Но клятва звучала так: клянусь никому и никогда не говорить о том, кто ты и откуда пришел...

– Ты – это тот, что собирался приносить жертву?

Она кивнула. Я хмыкнул и, подняв с земли уже остывший нож, разрезал веревки на ее руках. Тея, все еще ничего не понимая, начала растирать затекшие запястья.

– Ты клялась ничего не говорить , – пояснил я. – Ты и не скажешь ни слова. Ты отведешь меня туда – молча. И прямо сейчас!

– Но, ванакт...

Девушка растерянно оглянулась и встала. Я тоже поднялся, весьма довольный собой.

– Теперь понятно? Ты не нарушишь клятву и поможешь мне. А заодно спасешь свою жизнь – а это немало.

И тут на лице ее появилось невыразимое облегчение. Плечи вновь дрогнули. Тея всхлипнула и закрыла лицо руками. Внезапно она упала на колени. Я невольно попятился.

– Ты что, Тея? Встань!

– Ты спас меня, ванакт! Недаром говорят, что ты мудр. Я думала, придется умереть. Я уже была готова...

Я подождал, пока она немного успокоится, затем осторожно поднял и усадил рядом. Девушка все еще плакала, и я не стал торопиться. Честно говоря, никогда не был о себе плохого мнения, но «мудрый» – это уже перебор. Я вспомнил, что Тея умудрилась вдобавок сравнить меня с солнцем и почувствовал себя неловко. Солнце Нургал-Син... Но тут вспомнился лугаль Апиль-Амурру, которому я служил многие годы – толстый низенький человечек с оттопыренной нижней губой, неуклюжий, с шаркающей походкой. Но для всех нас он был лугалем великого Баб-Или, любимцем Великого Бела, его отражением на земле. Мы видели в нем бога – и он был богом. Для этой девчонки я – не просто крепкий мужчина тридцати с небольшим лет, неправильно выговаривающий ахейские слова. Я – ванакт, избранник богов, Солнце, сияющее в этой крысиной норе...

Мысли оказались не из тех, что оставляют равнодушными. Наверное, кое-кто мог из-за них спятить, мне же стало стыдно – и страшно. Для самозванца нет ничего опаснее, чем вообразить себя богом. Это приблизительно то же, как если бы новоиспеченный сотник, захватив с налету городишко с открытыми воротами, почувствовал себя великим завоевателем Шаррукином, да будет вечной слава его. В таком дурацком состоянии легче всего пропустить ответный удар, и тогда тобой будут интересоваться лишь подземные демоны...

– Когда мы пойдем, ванакт? – прервала мои размышления Тея. – Лучше всего выйти утром.

– Нет, – прикинул я. – Твой дружок может скрыться. Выйдем прямо сейчас.

Фолу я велел возвращаться в Трезены и передать местному базилею, чтобы тот известил Прета или Мантоса. Пусть знают, что ванакт жив, и престол все еще занят. Тем временем девушка собрала немного еды, а я принялся подгонять вооружение. Тея сообщила, что идти придется пешком – дорога вела через горы. Не без сожаления я передал коня стражникам и еще раз прикинул, что следует взять. Моя славная секира, «черная бронза», была вновь за спиной, я захватил также кинжал аласийской работы в старинных, украшенных красными камнями, ножнах, и, конечно, кольчужную рубаху, без которой чувствовал себя голым. Копье пришлось оставить, зато Тея взяла с собой длинный, почти в ее рост, лук. Я не стал возражать. В походе мы пойдем рядом, и выстрелить в меня у нее просто не будет возможности.

Перед тем, как выходить, девушка попросила оставить ее на несколько мгновений одну – ей хотелось помолиться. Я не возражал. У меня самого было о чем поразмышлять.

Солнце уже начало опускаться за неровную кромку гор, когда мы, оставив поляну позади, вышли на узкую горную тропу. Я ничего не спрашивал, но уже понял – придется идти всю ночь и все утро. И тут я впервые пожалел о мягком ложе, застланном звериными шкурами и хеттийскими покрывалами. Оказывается, за эти месяцы я успел отвыкнуть от обычной жизни. Вновь, уже не впервые за этот день, мне стало стыдно. В земле Та-Кемт говорят: «Царь должен быть таким, как наемник, когда он воюет в ливийской пустыне.» Наверное, их цари не имеют привычки к хеттийским покрывалам. Я сжал зубы, выровнял дыхание и начал тихо напевать нашу походную: «Мы идем землей Адада по болотам и пескам...». Настроение сразу поднялось, и мне показалось, что я вновь в сирийских горах, куда нас посылал лугаль гонять хабирру.

Тея шагала рядом, двигаясь совершенно беззвучно. На ней был серый походный плащ с капюшоном, за плечами болтался небольшой мешок, на боку – чехол со стрелами, за плечами – длинный лук, который каким-то чудом не мешал ей при ходьбе. Девушка шла босиком, и я невольно отметил, что за подобные ноги толстогубые купцы из Исина отвесят с десяток мин серебра. Впрочем, такие, как Тея, не приживаются в рабстве. Мы никогда не брали горцев в плен. Иное дело – поселяне, этих не требовалось даже связывать, а их женщины сами спешили задрать юбки. Поселян мы всегда считали стадом, и если какая-то деревенька оказывала сопротивление, это казалось настоящим чудом. Интересно, каковы в бою жители Ахиявы? Хеттийцы побаиваются Микасы, но ванакты, насколько мне было известно, обычно посылают в бой наемников. Что будет, если вооружить козопасов, я пока не представлял.

Я стал размышлять о знакомом и привычном, прикидывая, как вел войска, если бы пришлось воевать между Микасой и Аргусой. Колесницы здесь не развернешь, да они у микенцев скверные, а вот конница, особенно легкая, тут очень полезна. С запоздалым сожалением я вспомнил, что мало интересовался войском, передоверив все Мантосу. Он парень старательный, но кроме Микасы ничего не видел. Вдобавок следовало основательно заняться флотом. Здешние чернобокие корабли хороши лишь для пиратства, любая сидонская эскадра разнесет в щепки весь микенский флот...