Слепой. Смерть в подземке - Андрей Воронин

При этом он забыл, что в присутствии Палыча впустую ляпать языком не рекомендуется: Палыч этого не любил, особенно когда изреченная кем-то из его подопечных ерунда касалась конкретных деловых вопросов.

— Подержи-ка, — сказал Палыч, отдавая Валдаю пистолет, и повернулся к Багру: — С какого примерно расстояния он в тебя стрелял?

Багор прикинул, рефлекторно поглаживая пострадавшее ухо, и сказал:

— Да приблизительно как отсюда вон до той стены.

Гараж, в котором разместилась СТО Палыча, был вместительный; если судить по количеству ворот, в него можно было поставить три машины, а если считать не ворота, а именно машины, которые реально могли туда войти, так и все шесть. Расстояние от стола до дальней стены, на которую указал Багор, составляло, таким образом, метров двадцать, если не больше. Поискав глазами подходящий по размеру предмет, Палыч ногой придвинул к себе стоявшую поодаль пустую трехлитровую жестянку из-под масляной краски, поднял ее и протянул Тормозу.

— Ну-ка, Серый, — скомандовал он, — пристрой ее где-нибудь там.

Тормоз с готовностью сорвался со скамейки, метнулся, куда велели, и сделал, что было сказано: торчком прислонил к стене старую рулевую рейку от легкового «форда» и нацепил на ее верхний конец перевернутую банку. Получилось даже лучше, чем можно было ожидать — во всяком случае, от Тормоза: надетая на обросшую бурой маслянистой грязью железяку банка очутилась примерно на том же уровне, что и голова сидящего в седле кроссового мотоцикла человека.

— Ты хотел пострелять, — обратился Палыч к Валдаю. — Валяй, покажи себя. А ты чего там торчишь? — крикнул он Тормозу, который, сияя глупой улыбкой, стоял в каком-нибудь метре от импровизированной мишени. — Жить надоело?

Доверчивый и простодушный Тормоз, отчего-то решивший, что раз стрелять будут не по нему, а по банке, то ему ничто не угрожает, подвинулся влево еще на полметра, но Палыч глянул так, что он в два счета каким-то волшебным образом очутился около стола.

— Похоже? — спросил Палыч у Багра, кивая подбородком на банку.

— Ну… Да не так чтобы очень, — признался Багор, следуя безотчетному желанию максимально усложнить стоящую перед Валдаем задачу. — Я-то был уже на ходу!

— Так о том и базар, — ответил Палыч и повернулся к Валдаю: — Чего ждешь? Огонь!

Валдай независимо пожал плечами, дослал в ствол «марголина» мелкокалиберный патрон и стал целиться. Делал он это не вставая с табурета, поставив локоть на стол и для пущей надежности обхватив левой рукой запястье правой. Его худая носатая физиономия приобрела до смешного сосредоточенное выражение; Багор хотел было запротестовать (ведь ясно же, что охранник стрелял далеко не из такой удобной позиции!), но Валдай уже потянул спусковой крючок. Длинноствольный спортивный пистолет хлестко щелкнул и коротко, зло подпрыгнул, задирая дуло, в боксе запахло пороховым дымком. Звук выстрела почти слился с тупым щелчком влепившейся в стену пули; взлетело облачко известковой пыли, и на беленой стене почти в полуметре от мишени возникла небольшая темная выщерблина.

— Дыхание не задержал, — поспешил выступить в свое оправдание Валдай, — сейчас еще разок…

Палыч промолчал, и, расценив это как знак согласия, Валдай повторил попытку. При этом он почти улегся на стол и действительно задержал дыхание, причем так надолго, словно хотел не в банку попасть, а побить рекорд пребывания под водой без акваланга. «Марголин» снова щелкнул; на этот раз пуля легла не так далеко от цели, но сантиметров на двадцать ниже, расколов кафельную плитку.

— Хватит, — сказал Палыч, почти силой отнимая у сконфуженного Валдая слабо дымящийся пистолет, — этак ты мне весь гараж разнесешь. Теперь понял?

— Да чего тут понимать, — обиженно сопя, попытался удержать хорошую мину при плохой игре долговязый Валдай. — Конечно, тренироваться надо…

— Надо, — согласился Палыч. — То-то и оно, что надо! Сам гляди: ствол нарезной, спортивный, пристрелянный; дистанция пустяковая, мишень неподвижная, а результат нулевой. А тот фраер стрелял вдогонку, без подготовки, из травматической пукалки, навскидку… А ты говоришь: снайпер… То-то, что снайпер!

Тормоз следил за происходящим, приоткрыв рот от любопытства: для него это было просто кино с приключениями. Багор, который, в отличие от него, умел с грехом пополам выстраивать логические цепочки, заметно помрачнел; на языке у него вертелся вопрос, казавшийся столь же насущным, сколь и неуместным. На его счастье, этот вопрос вместо него задал Валдай, который никогда не умел вовремя прикрыть варежку, а сейчас вдобавок был еще и раздосадован только что пережитым публичным унижением.

— И что теперь? — спросил Валдай.

Багор приготовился смотреть, как он кувыркнется с табуретки, получив от Палыча вполне заслуженную плюху, но Палыч умел-таки удивить.

— Хороший вопрос, — вздохнув, мрачновато произнес он. — Правильный. Теперь по-любому кое-кто должен нам бабла заслать — за нарушение договорных обязательств и в качестве компенсации непредусмотренного риска. А что дальше — будем думать. Вернее, это я буду думать, а ваше дело телячье. Багор, как тебе эта трещотка? — спросил он, кивнув на стоящий у входа мотоцикл.

— Поет, как скрипка Страдивари, — сказал Багор. — Машина — зверь! Лучше, чем новый.

— Ну, тогда, значит, порядок. Вымой его хорошенько, заправь, поставь родные номера и отгони хозяину. Да аккуратно, мусорам на глаза не попадись… На обратном пути заскочи в магазин, возьми горючего: это дело надо отметить. А вы, — повернулся он к Валдаю и Тормозу, — за работу. Раньше кончим — скорее за стол сядем. На, — добавил он, рукояткой вперед протягивая Тормозу пистолет, — убери на место, эта игрушка нам еще пригодится…

* * *

К раздевалкам вел длинный низкий коридор, снизу доверху, как в больнице, выложенный белым кафелем. Он освещался укрепленными на потолке через равные промежутки люминесцентными лампами дневного света, которые наполняли его ровным, на пределе слышимости гудением, словно где-то внутри стены находилось гнездо шершней. В коридоре было пусто: охрана ночного клуба недаром ела свой хлеб, так что репортерским крысам с их фото- и видеокамерами сюда было не пролезть. Сегодня это обстоятельство представлялось особенно удобным, поскольку у Ник-Ника не было ни малейшего желания комментировать ход только что завершившегося поединка. Что до его питомца, то отчаянный щелкопер, рискнувший сунуться к Черному Барсу с расспросами, сейчас рисковал бы отправиться на больничную койку, и это был бы для него наиболее благоприятный из возможных вариантов.

За их спинами все еще слышался усиленный динамиками голос ведущего, по временам перекрываемый ревом трибун. Эти звуки постепенно делались тише, и это тоже было хорошо, поскольку в привычном шуме до сих пор явственно различались возмущенные выкрики и свист разочарованных зрителей. Когда чемпион России и его тренер свернули за угол, эти звуки стали едва слышны, но Безродный точно знал: Марат будет слышать их еще долго после того, как покинет здание через служебный выход.