Вкус одержимости - Елена Лабрус

— Откуда?

— От его жены. Она всё про него рассказала Кристине. И даже шрамы на спине показала. Их там было десятки, сотни порезов, которые он делает, когда сосёт кровь.

Я пыталась это не представлять: лицо Алан Арье с торчащими изо рта окровавленными клыками и не могла. В моём воображении это выглядело карикатурно, как в плохом кино.

Но зачем Ярославу такое выдумывать?

— Кто такая Кристина? — спросила я с недоверием.

— Дочка хозяина «Пит-Стопа». Кира, жена этого Арье с ней дружила, ну и помогала там.

— «Пит-Стопа», недалеко от которого она и погибла?

— Ну, да, — уверенно кивнул он. — Но это было давно, года два назад, а мы, — он запнулся, — мы с Кристиной подружились недавно. Вообще она с Владом. А мы с ней… ну в общем мы друзья.

— А его жена? Что ещё она рассказала?

— Да, всё. Всё про него. Она хотела от него сбежать, но он её не отпускал. И тогда она… Крис говорит, что она не просто так погибла. Что она сама шагнула под колёса.

Что?!

Я не знала, что сказать, что думать, что ответить.

Она сама шагнула под колёса папиной машины?

Но Алан. Он спас мне жизнь. Именно Алан Арье. А не этот трусливый щенок, который…

Я сделал шаг назад.

— Ты придёшь ещё? — с надеждой припал он к стеклу. — Ника! Ты придёшь?

Я презрительно скривилась.

— Прощай, Ярик!

— Не бросай меня, пожалуйста! Ника!   

Но я не обернулась на его мольбы и решительно вышла.

В голове не укладывалось всё, что он сказал.  

Но одно я знала точно: я не могу сейчас просто взять и уехать. Я должна знать правду. Не для себя, для папы.

Я забрала оставленные в лаборатории листы и повернула обратно к дому.  

Я мог бы поклясться, что последний раз дверь своего дома открывал с таким волнением, когда Кира ещё была жива.

Пусть я не поверил ни слову, что сказал про неё детектив, но я подумаю об этом завтра. Сейчас сердце громко бухало о рёбра не из-за Киры.

И ухнуло вниз, когда я услышал, что дом не пуст и с облегчением выдохнул.

Она не уехала. И она… пела. Мурлыкала что-то себе под нос и гремела посудой на кухне.

— Чёрт! — схватилась за грудь Ника, увидев меня в проёме двери. — Нельзя так подкрадываться к людям, Алан Арье, — стукнула бамбуковой тарелкой о стол. Я едва сдержал улыбку: как же смешно она пугалась. — Я чуть салат не уронила.

— Салат? — удивился я, ставя на стол пакет с продуктами. — Ты готовила ужин?

В моём полосатом поварском фартуке, который обернула вокруг себя раза три поверх знакомой фирменной футболки, она выглядела как свежая сигара, спелёнутая верхними листьями табака. Но это было так мило, так по-домашнему, что в груди защемило.

— Да, ужин, — повернулась она и посмотрела на меня строго. — Если вы орали в надежде, что я соберусь и уеду, то просчитались. Я никуда не делась. И, если оправите в помойку мой салат, тоже не уеду, так что можете не стараться. — Гордо задрала подбородок. И подозрительно принюхалась. — Вы что горели?

— Да, н-немного, — с чего-то начал заикаться я. — Мимо пожара проезжал.

— Ясно, — кивнула она. — Ну тогда идите переодевайтесь, а я тут пока, если позволите, — показала она на пакет, — разберу продукты.

— Хорошо, — кивнул я, отвечая разом на все её вопросы и подчинился.

И пока тёрся в душе мочалкой, всё гадал: я так легко подчинился потому, что обещал себе быть душкой, зайкой и паинькой? Или потому, что вдруг почувствовал насколько естественно она вписывается в этот дом, мою кухню, мою жизнь.

 Словно в моей унылой жизни как в плотно закрытой коробке не было места ни для чего. Но на то, что я не безнадёжен, осталась маленькая-маленькая, как крохотная щёлочка, надежда, а эта девочка…

— Ника, — произнёс я вслух.

Ника была такой худенькой и хрупкой, что только она и смогла в неё протиснуться. И неожиданно заткнуть огромную зияющую пробоину в моей душе.

А о своём дурацком обещании я ведь на самом деле только что вспомнил.

— Наверное, это странно спрашивать у вас такие вещи, — ловко орудуя двумя деревянными приборами, положила она себе на тарелку салат, на меня и не глядя. — Но как прошёл ваш день?

— Мой день? — удивился я. — М-м-м, — и замычал, когда во рту оказалась первая же ложка салата. — Боже! Как вкусно! Что ты положила? Как?.. — с непониманием уставился я в тарелку. Это действительно было потрясающе. Вроде просто порванные руками на мелкие кусочки листья салата, нарезанные огурцы, помидоры, но…и я увидел это. — Ты обваляла кусочки творожного сыра в измельчённом грецком орехе? — я наколол на вилку шарик и поднял, словно нашёл алмаз.

Девчонка покраснела так, что стала одного цвета с помидором на своей вилке.

— Ну я нашла в холодильнике только сыр и орехи, и… не помню где я это подсмотрела.

— Как человек, который любит и умеет готовить, а ещё разбирается в еде, выражаю искреннее восхищение твоим салатом.

— Как человек, который не привык видеть мужчин, которые картошку не могут почистить, чтобы не порезаться, выражаю искреннее восхищение вашими талантами, — ответила она в тон и вдруг улыбнулась.

Что-то оборвалось у меня в душе. Она улыбнулась? Пусть старается на меня не смотреть. Пусть смущается и отчаянно храбрится. Но она не уехала. И она… улыбается.

Это определённо надо было отметить.

Я достал я из холодильника початую бутылку вина, поставил на стол два бокала.

 — Как твой лечащий врач, настаиваю, — заменил я стакан с водой перед её тарелкой на бокал с вином. — И я отвечу на твой вопрос. Хорошо.

— Что? — всё же посмотрела она на меня, когда я сел. Робко, бегло, но посмотрела.

— Ты спросила: как прошёл мой день. Хорошо. А как прошёл твой? — поднял я бокал.

— Я была в вашей лаборатории.

— Вот как? — Она снова меня удивила, второй раз подряд.

И, чёрт побери, мне это нравилось.

Я приподнял бокал, давая понять: выпьем!

— И я не заблудилась, не ошиблась дверью и зашла не потому, что искала гараж. Хотя я его искала. В лабораторию я зашла намеренно, потому что хотела знать о вас больше.

Знать обо мне? Больше? Меня словно накрыло тёплой волной, таким неожиданно приятным оказалось это чувство, что я ей… интересен? Небезразличен? Вот чёрт!

Мои брови удивлённо взлетели вверх и даже, наверно, вопросительно изогнулись, но я мог бы не стараться: отпив полглотка, она снова уткнулась в тарелку.