Линия разлома - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осмелевшие нацики бежали к нему. И тогда он – потом никто не поймет, как он это сделал, раненный в обе ноги, – отбросив винтовку, бросился к краю крыши. И прежде чем нацики подбежали, перебросил себя в пустоту…
Дверь влетела в квартиру, подорванная новейшим британским накладным зарядом, разработанным как раз для безопасного подрыва стен и дверей. Фашики, видимо, что-то напутали с зарядом, взрыв получился очень мощным, даже уши заложило. На обломках дверной коробки быстро остывала окалина…
Спецназ, прикрывшись щитом, двинулся внутрь помещения. В отличие от русского щита в него не был встроен блок фонарей, и это было большой ошибкой. Ничего не мешало стрелять прицельно, выцеливая нужные точки.
Из малой комнаты залаял «ТТ», и штурмовики отозвались автоматным огнем – слева на щите было даже специальное углубление с выступом, чтобы положить туда ствол автомата второго номера.
И тогда, выждав момент, Дуст высунулся и открыл огонь с очень малого расстояния, примерно с метра, выцеливая то, во что можно попасть, минуя щит. Идущие на штурм были хорошо защищены, но появление второго стрелка оказалось для них полной неожиданностью…
Первый номер получил ранение и едва не выронил щит – если бы его не подпирали сзади, обязательно выронил бы. Ранение получил и стрелок с автоматом, идущий вторым. На какое-то мгновение штурмовая команда прекратила продвижение, пытаясь закрепиться у прохода на кухню, прикрывшись щитом. Потом магазин в пистолете кончился, а кто-то ловкий забросил в комнату сразу две светошумовые гранаты. Они взорвались – и свет померк…
Національна революція – єдиний шлях до звільнення.
Степан Бандера
Такой плакат, новенький, теперь встречал киевлян… простите, киян – на въезде в город со стороны Полтавы, на втором транспортном кольце, так до конца и не восстановленном.
Андрий Брыш ехал в Киев за рулем собственного «Патруля»… отличный внедорожник, особенно если не гнаться за роскошью, а взять старую, но все еще производящуюся в Иране и Пакистане модель. Большой салон, почти пятилитровый дизель, почти все – механика. Самое то…
Еще бы с дизелем было получше. А то все время бочку с собой возишь…
Киев представлял собой разительный контраст с остальной частью Украины, прежде всего – Восточной. За Киев не было боев, и он не пострадал во время Похида за единистью, если не считать нескольких крупных и нескольких десятков мелких терактов. После того как страну (за исключением Крыма) удалось объединить, Киев стал чем-то вроде Багдада нулевых – входными воротами в страну Эльдорадо. Разве что нефти не было… це плохо, но ведь ридна ненька и без нефти багата, не? Черноземы, шахты, руды… потом оказалось, что есть и сланцевый газ, не так много, как думали раньше, но был. Свой, украинский газ! В Киеве была вся жизнь, в Киеве были открыты штаб-квартиры банков, сельскохозяйственных компаний, которые наконец-то наладили на Украине сельское хозяйство. Иностранцев в Киеве было больше, чем до «змырэння».
Увы… была и обратная сторона этой медали. Очень и очень неприглядная. Топливо на заправках теперь стоило столько, что позволить себе автомобиль мог только человек с определенным, довольно высоким уровнем дохода. А цены на отопление (по лучшим европейским практикам, теперь эти деньги предъявлялись по факту, то есть в полном объеме зимой, а не растягивались на весь год, как при СССР) были такими, что многие кияне даже при наличии центрального отопления сами отключали его и топились дровами, а кто-то, у кого родственники в деревне были, из поездок в гости привозили сухие кизяки на протопку[42]. Сельское хозяйство Украины действительно поднялось – земли Украины теперь окучивали сразу несколько глобальных агропромышленных фирм. В том числе и знаменитая «Монсанто». Печально знаменитая – своими экспериментами в области ГМО и разработкой «однолетних» семян пшеницы, которые не дают повторного урожая и на сев приходится покупать их каждый год[43].Там, где добывали «сланцевый газ», земля переставала родить, а вода пахла какими-то химикатами, уровень заболеваемости в таких местах вырастал в несколько раз. А лечили теперь только за деньги – приличные даже по европейским меркам. Нет, были, правда, еще какие-то бесплатные больницы, курируемые ООН и какими-то частными фондами, но их знающие люди обходили стороной. Ходили слухи, что там людей проверяют и ставят на учет как возможный источник донорских органов. И как только в базе данных появляется совпадение… тут человека и нет. Люди на Украине пропадали теперь часто, и никто не знал, где они и что с ними. То ли схватили по подозрению в терроризме, то ли разделали на органы, то ли просто убили и закопали в лесочке местные бандюки. Жаловаться было некому – милиции больше не было. Полицию люди называли полицаями, и это было совершенно заслуженно.
В самом Киеве била ключом жизнь. Торговали всем и за все: углем, сталью, зерном, мукой, газом, нефтью, машинами, совестью, честью, телами и душами человеческими. Принимали доллары, евро, юани, новые и старые гривны, даже рубли, и то принимали – деньги есть деньги. Отели – тут их почему то называли «готели» – были переполнены. Помещения под офисы были нарасхват. На Украине – имели свои представительства все или почти все фонды, исследовательские центры, международные агентства, занимающиеся беженцами, оказанием помощи, гуманитарными катастрофами и исследованиями стран с переходной экономикой. Сама по себе отрасль оказания помощи – за последние годы разрослась неимоверно и превратилась в самодовлеющего монстра. Запад вкладывал все новые и новые деньги в то, чтобы остановить северного медведя и превратить Украину в Европу. Но по факту – на Украину было всем плевать, деньги вкладывались в новую, переживающую бурный подъем отрасль – отрасль гуманитарной помощи и ликвидации катастроф. Из одного кармана – в другой карман. Сотни исследовательских групп брали интервью и делали презентации. Проводились конференции и семинары. Доходило до безумия: в страну, где полно собственного леса, из Канады везли сборные дома, модели, специально предназначенной для помощи жертвам гуманитарных катастроф. В страну, которая были житницей Советского Союза, везли рис, пшено и «юнимикс» – специальную зерновую смесь для помощи голодающим. В страну, где можно было разводить громадные стада мясного скота, везли просроченные аргентинские мороженые туши. Зато крестьянам запретили выращивать мясной скот и птицу на продажу. Иначе куда же девать мороженые туши?