Упавшие в Зону. Учебка - Андрей Буторин

– Надеюсь, что нет. Это не та Зона. Мы же с тобой только что различия обсуждали.

– Хорошо бы, – сглотнул Егор. – Потому что если это «тормозилка», то все.

– Не нагнетай. И держись рядом, не прыгай никуда больше.

Забияка была права, но Плюх все же почувствовал досаду: он повел себя как несмышленый ребенок, вот с ним теперь как с ребенком и обращаются.

– Илона, я извинился, – сказал он. – И буду внимателен. Не надо со мной так-то уж.

– Обиделся? – обернулась к нему девушка. – Ишь! Лучше уж так, нежели эдак, – кивнула она на Блямса, который замер в неестественный позе подобно раскрашенной статуе.

Плюх с Илоной осторожно обошли застывшего Блямса.

– Давай-ка присядем, – сказала девушка. – Есть у меня некоторая идея. Не отвлекай меня минут пять, хорошо? Я скажу, когда можно.

Разведчик пожал плечами и опустился вслед за любимой в траву. Он был сердит на себя за то, что высказал ей свою обиду. Ведь сам же не так давно говорил, что не умеет на нее обижаться. Выходило, что умеет. Привык уже? Или разлюбил?.. Подумав такое, он еще больше разозлился. Так бы и съездил себе кулаком в челюсть. Не мог он разлюбить эту ехидную, колючую, но такую славную, такую родную девчонку! Захотел бы – не смог. Вплавилась она в его сердце.

К тому же Илона была еще и умной, рассудительной, смелой. И умелой. Хорошо готовили офицеров в императорской России двадцать первого века! Вот и сейчас девушка не паниковала, не охала-ахала, а сидела, уставившись на Блямса, явно что-то придумывала.

Забияка словно услышала мысли Плюха. Повернула к нему голову:

– Это не «тормозилка». Как я и полагала.

– И как же ты это узнала? – искренне удивился Егор.

– Ты бы тоже мог узнать, кабы не вертел головой, а на Блямса неотрывно смотрел.

– Ёхи-блохи, он что, шевелился?! – ликующе воскликнул косморазведчик.

– А он и не останавливался. Как прыгал вперед, так и прыгает. Только течение его времени от нашего отличается. По сути, та же «тормозилка», но куда слабее. В той мгновение, может, на год растянуто, а тут – всего на минутку. Сколько я глядела на него – минуты три, четыре? А лапа за то время на полвершка двинулась. Вон та, левая. Другие тоже, видимо, но я за этой наблюдала.

– Так это же здорово!

– Лучше, чем тот вариант, это уж точно. – Девушка прищурила глаз. – Только вот подсчитать бы, когда он при такой скорости к нам выпрыгнет. С учетом, что скакать ему в той аномалии аршина четыре.

– Я хорошо считаю в уме, – скромно потупился Плюх. – Только ты мне скажи, сколько это – вершок и аршин в метрической системе?

– А я знаю? Ну, спросил. Я в Романове-на-Мурмане родилась, а не во Франкфурте-на-Майне каком-нибудь. И потом, для какой нужды тебе метры понадобились?

– Чтобы считать… Я привык. У нас метры.

– На кой тебе считать метры, ежели узнать требуется время, за которое Блямс аршины ли, метры ли, жареные ли гвозди проскачет? Или я чего-то не понимаю?

– Это я чего-то не понимаю, – замотал головой разведчик, которому стало невыносимо стыдно. «Это же надо так лопухнуться! Нет, дома непременно нужно подавать рапорт. Пусть списывают к чертям тупого идиота!» А Забияке сказал: – Мне все равно кое-что нужно знать… Сколько в аршине вершков?

– Шестнадцать. И что, вот так, без вычислителя, без бумажки даже сможешь?

– Сейчас… – кивнул Плюх. И сосредоточившись на арифметике, вскоре спросил: – Результат в минутах или в часах?

– В минутах, конечно.

– Тогда, если ты три минуты смотрела, то триста восемьдесят четыре. А если четыре, то пятьсот двенадцать.

– Сколько?! – ахнула сталкерша. – А в часах ежели?.. Постой… Там шесть, а тут…

– В первом случае шесть двадцать четыре, во втором – восемь тридцать две.

– Обалдеть!.. А ежели не четыре аршина осталось, а три? Нет, пусть два!.. И смотрела я ежели три минуты?

– Сто девяносто две минуты, – быстро ответил косморазведчик, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. «Девчонка, какая она все же девчонка! Как можно на нее обижаться?» – Или…

– Молчи! – вскинула руку Илона. Пошевелила губами, бровями, закатила глаза и торжественно объявила: – Три часа двенадцать минут! Годится.

Егор все-таки рассмеялся.

– Смешного тут даже на вершок не наберется, – фыркнула Забияка. – Три часа, ну-ка, бездельничать! Впрочем, коли уж так, можно и воспользоваться – поспать. Кто первый?

– Ты предложила, ты и начинай, – улыбнулся разведчик.

– И вот что смешного опять?

– Ты смешная. – Сказал, и поспешно добавил: – И самая лучшая. Ты лучше всех, правда!

– Знаешь, когда говорят «ты лучше всех»? – очень по-доброму улыбнулась вдруг девушка.

– Когда тот, кому это говорят, лучше всех, – подмигнул Плюх.

– Не хитри, Егорушка. Так говорят, когда по какой-то причине не могут иное произнести.

– И какое же это иное?

– Я люблю тебя, – тихо сказала Илона и потянулась к нему.

Егор, задохнувшись от счастья, обнял ее и выдохнул:

– Да-да, люблю тебя, люблю…

А потом их губы встретились… Но счастье длилось недолго, хоть и было для него всеобъемлющим и прекрасным. Таким счастливым он не чувствовал себя очень давно.

– Отставить, – быстро отпрянула сталкерша и, покосившись на Блямса, залилась краской.

– Он не видит, – пробормотал Плюх. – Для него мы размытые пятна. Если не замрем.

– Вот я и замру теперь, а ты по сторонам зорче смотри да винтовку держи наготове. Чай, мы не в парке на лавочке. Забылись, негоже это.

И она, свернувшись на травке калачиком, сунула под щеку ладони. А разведчик, вздохнув, стал смотреть по сторонам. Не забывая поглядывать и на Илону.

Он не мог знать, что их ждет впереди, не знал в принципе, долго ли им осталось жить. В одном он был теперь уверен точно: до конца своей жизни, сколь бы та ни была коротка или длинна, он будет любить эту женщину. Без нее он своего существования больше не мог представить.

А за Блямса он теперь не волновался. Посидел минуты две-три, уставившись на одну из лап друга, и заметил, что она пусть и очень медленно, но движется. Очень захотелось подойти ближе, чтобы узнать, где же кончается область действия аномалии, но он понятия не имел, как сможет это выяснить, не очутившись в ловушке сам. А «зависнуть» самому значило оставить без защиты спящую Илону. Нет уж, лучше обойтись без экспериментов. И косморазведчик стал прохаживаться взад-вперед, внимательно озираясь по сторонам. И когда в очередной раз проходил возле девушки, в него вдруг ударило что-то большое. Положить на спусковой крючок палец он успел, а нажать – уже нет. Сознание выключилось.