Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917 - Юрий Фельштинский

На съезде были представлены не партийные организации (таковых почти не существовало), а руководящие центры и группы. Хотя партия считала себя пролетарской, состав съезда был чисто интеллигентским. Масса внимания была уделена спорам по мелочам, различному пониманию формулировок, гиперболизации различий и разногласий по, казалось бы, мелким вопросам. (Сходный характер будут носить и следующие социал-демократические съезды, конференции и совещания, вплоть до 1917 г.) Доминировал на съезде Плеханов. Он проявил себя как «твёрдый искровец», жёсткий и авторитарный политик.

Плеханов любил повторять латинское выражение: «Salus revolutionis supremus lex esto» («Успех революции — высший закон»). На съезде он утверждал, что, если после революции Учредительное собрание окажется ей враждебным, Собрание придётся распустить, что революции не следует отменять смертную казнь — возможно, к ней придётся прибегнуть для расправы с монархом. Большинство участников съезда встречало подобные заявления шумными аплодисментами. Делегаты представить себе не могли, что всего лишь через 15 лет эти пророчества будут претворены в жизнь и направлены в первую очередь против них самих, так как подавляющее большинство участников съезда окажется после октября 1917 г. не во фракции Ленина — Троцкого, а сам Плеханов, глубоко враждебный новому режиму, оторванный от общественной жизни, ожесточившийся и покинутый почти всеми бывшими единомышленниками, будет умирать от чахотки, которая в 1918 г. загонит его в могилу.

Но пока что Плеханов производил на Троцкого несравненно большее впечатление, чем Ленин, хотя с первым отношения были почти враждебными, а второй был откровенным покровителем молодого Бронштейна. «С ясной, научно отшлифованной схемой программы в голове, — писал Троцкий о Плеханове, — уверенный в себе, в своих знаниях, в своём превосходстве, с весёлым ироническим оттенком в глазах, с колючими усами с сединой, чуть-чуть театральными, но живыми и выразительными жестами, Плеханов, сидевший председателем, освещал собою всю многочисленную секцию, как живой фейерверк учёности и остроумия»[262]. Именно Плеханова Троцкий видел в качестве того примера, которому необходимо следовать в манерах и в поведении.

Троцкий был одним из самых активных участников съезда. Он выступал почти на каждом его заседании. В протоколах зафиксировано свыше ста его пространных или кратких выступлений и реплик[263].

В первые дни съезда Троцкий в полной мере оправдывал ожидания Ленина, ведя себя активно и агрессивно. Он выступил уже на втором заседании 31 июля (по новому стилю[264]) при обсуждении порядка дня. Спор разгорелся о месте в партии еврейской социал-демократической организации Бунд, представитель которой — М.И. Либер[265] — настаивал на том, чтобы не выделять этот вопрос отдельно, полагая, что он входит в «рубрику организации партии». Троцкий резко выступил против. Он утверждал, что существуют серьёзные разногласия по вопросу «единая организация с той или иной степенью самостоятельности частей («автономия») — или союз самостоятельных организаций («федерация»)». Раз этот вопрос встал перед нами, — «а он встал, — говорил Троцкий, — мы должны его исчерпать, мы не должны его откладывать»»[266].

Однако этим выступлением в ходе обсуждения порядка дня Троцкий не ограничился. Он высказался против представительства на съезде эмигрантской группы «Борьба», возглавляемой Д.Б. Рязановым (Гольдендахом)[267], который в то время уже прошёл путь от народника до известного марксиста, пользовался значительным авторитетом в зарубежных социалистических кругах (он находился в эмиграции с 1900 г.), был весьма острым и безжалостным полемистом. В рассматриваемый период группа «Борьба» осуждала «экономистов», по адресу которых метал громы и молнии Ленин. Тем не менее «экономисты» в съезде принимали участие, и Ленин с этим мирился.

Гнев по адресу группы Рязанова объяснялся тем, что она обвинила в экономизме… саму «Искру». Непримиримый тон Ленина и особенно Троцкого по адресу «Борьбы» и её руководителя Рязанова был вызван не только и даже не столько политическими позициями группы, сколько качествами её лидера — его резкостью, остроумием, ядовитым сарказмом. В этом смысле между Рязановым и Троцким было немало общего.

Выступая 31 июля, Троцкий не жалел чёрной краски, которую щедро лил на «Борьбу» и Рязанова. «Эта группа бессильна и фактически, и морально-политически», — твердил он. Её позицию определяет конъюнктура данного момента. «В этой переменчивости и кроется корень морально-политического бессилия «Борьбы». Но за такое бессилие не выдают дипломов. Оно подлежит каре. Карой является отказ в приглашении на съезд. Такой приговор будет не только нравственным осуждением «Борьбы», но и предупреждением всякой группе, которая в интересах своей политической карьеры захочет просунуть свою групповую физиономию в ту или иную идейную расщелину»[268]. Всё это было красочно звучавшими, но не имевшими под собой никакой логической почвы словами, ибо вся российская социал-демократия в это время (да и позже) представляла собой конгломерат идейно и организационно разобщённых мелких и мельчайших групп. Рязанов отвечал тем, что называл Троцкого «дубинкой Ленина»[269].