Ассасины - Виталий Гладкий

С чего бы хозяину столь солидного заведения – а чайхана возле базара была местом весьма прибыльным – заботиться о каких-то оборванцах? Правда, Хасан перед этим потряс перед носом Абдураззака полным кошельком, в котором зазвенело серебро. Но этот жест ни о чем не говорил. Ведь они могли быть просто ворами, которые сорвали богатый куш, срезав кошелек с пояса какого-нибудь богатого ротозея.

Однако эти тревожные мысли вскоре уступили место зверскому аппетиту. Ужин получился превосходным: плов с мясом, свежие лепешки-кунафы в меду, чайник горячего ароматного чая и на закуску фрукты. Дневная жара пошла на убыль, подул легкий ветерок, и сибаритничать на крыше чайханы было удивительно приятно. Тем более – после дальней дороги и иссушающего зноя.

Юноши наслаждались покоем, пили чай и прислушивались к разговорам в чайхане. А там, похоже, появился какой-то поэт, и посетители начали дружно упрашивать его почитать свои стихи. Авар не очень хорошо разбирался в поэзии (если не сказать – совсем ее не знал; Азермехр говорил, что красивые слова никогда не заменят один точный удар кинжалом), но что касается Хасана, то он слушал стихи, открыв рот.

У поэта был сильный голос, но Авару послышалась в нем огромная печаль, даже горе:

– Прошли года, мой волос серебря,

Как числа старого календаря.

Ведь с новым годом он не совпадает:

Свой календарь заводит новый год.

А старый календарь, что весь пройден,

Из библиотек уносят вон.

И вместе с мусором его сожгут

Иль книгоноше отдадут.

Сложилась так теперь судьба моя,

Тот старый календарь, о, друг мой, это я.

– Какие прекрасные стихи! – раздались восхищенные возгласы и все дружно захлопали в ладони. – Еще, еще читай!

– Спасибо вам, друзья мои, спасибо… – Видимо, поэт, поклонился. – Но время уже позднее, и мне пора домой.

– Будь добр, исполни нашу просьбу… – Это уже вступил в разговор чайханщик Абдураззак.

– Ну, хорошо, – сдался поэт. – Слушайте…

И он начал читать:

– Когда письмо твое пришло ко мне,

Был черен мир. Он стал черней вдвойне.

Но мысль твоя издалека блеснула —

Сквозь мрак двойной я снова был в огне!

Что буду делать с кубком золотым?

Дай глиняный! Он станет мне родным.

Пока я сам не превратился в глину,

Пусть будет кубок глиняный моим.

Опять от волн любви качаюсь я,

От слез кружится голова моя,

От ветра твоего я, как вода, взволнуюсь,

И полечу по волнам, как ладья.

Где яд, чтоб другом я его назвал,

Где меч, чтоб счастьем я его считал,

Где смерть, которую как избавленье,

Потусторонний мир мне б даровал?

На этот раз поклонники таланта неизвестного поэта, склонив головы, встретили окончание стихотворения гробовым молчанием. Лишь кто-то один хлопнул в ладони, но на него тут же зашикали. Так поэт и ушел, сопровождаемый скорбной тишиной. Но все уважительно встали, когда он собрался уходить, а вслед за ним побежал мальчик-посыльный с тяжелым подносом в руках – благодарность Абдураззака за выступление.

– Кто это? – спросил удивленный и озадаченный Авар.

Нужно сказать, что он был очарован стихами не известного ему поэта. Может, потому, что слышал поэтическое произведение такого высокого уровня впервые в жизни.

– Это Хагани… – Хасан говорил с трудом – он был сильно взволнован. – Его полное имя Афзаладдин Ибрагим ибн Али Хагани Ширвани. О, Аллах, спасибо тебе! Ты сподобил меня услышать этого великого человека!

– А почему после второго стихотворения его не начали восхвалять и не стали хлопать в ладоши?

– Беда у него. Недавно он остался один как перст: умерли его жена и дети – сын и дочь.

Авар промолчал. Теперь ему стал понятен тот надрыв, который звучал в голосе поэта, когда он читал последние строки. Ну почему добрым и талантливым людям судьба преподносит одни страдания?! А какой-нибудь негодяй, вор и мошенник доживает в полном довольствии до глубокой старости. И наконец, второй – пожалуй, главный – вопрос: откуда у молодого человека такие познания в поэзии? Авар уже знал, что его товарищ и напарник притворяется, будто он не сильно грамотный, однако интересоваться не только поэзией, но и судьбой поэта, мог лишь хорошо образованный человек. Кто ты, Хасан?!

Пока Авар разбирался в своих сумрачных мыслях и загадках, в чайхане пошли разные разговоры. Хасан уже начал подремывать, а он лежал на спине и смотрел на крупные звезды, которые густо засеяли черное небо – сна не было ни в одном глазу. Неожиданно Авар насторожился. Беседовали в компании, которая сидела как раз там, где устроились фидаины – под ними, на углу чайханы. Говорили очень тихо, но слух у юноши был великолепным.

– …У Хасана ибн Саббаха был огромный сад, посередине которого стоял большой дом для развлечений. Его окна были разукрашены золотыми звездами, комнаты обставлены роскошной мебелью, не хуже, чем во дворце у халифа, а в саду росли прекрасные деревья и резвились газели. Вечером молодого человека приглашали к шейху и одурманивали гашишем. А когда он засыпал, юношу переносили в райский сад, где его уже ожидали реки вина, обильное угощение и прекрасные девы, выдававшие себя за райских девственниц-гурий. Они нашептывали будущему хашишину, что он сможет сюда вернуться, только если погибнет в борьбе с кафирами[70]– с теми, на кого укажет шейх аль-Джабаль. Проснувшись, юноша искренне верил в то, что побывал в раю. Отныне с первого мига пробуждения реальный мир терял для него какую-либо ценность. Все его мечты и надежды были подчинены одному-единственному желанию – вновь оказаться в «райском саду» в окружении прекрасных дев. Поэтому любой хашишин считает смерть по приказу шейха наградой.

– Я бы тоже не отказался очутиться среди прекрасных дев, но только в земной жизни, – сказал кто-то и хохотнул.

– Тихо! – прошипел рассказчик. – Хасан ибн Саббах умер, но существуют и другие Старцы Горы. У них везде есть глаза и уши. Так что меньше болтай.

– А ты откуда знаешь про это?

– Знаю! – отрезал рассказчик, и больше вопросов о его осведомленности по части хашишинов не последовало.

– Все это сказки, – раздался чей-то хриплый голос.

– Возможно, – ответил рассказчик. – Но люди говорят, что так было. Как сейчас обстоят дела у хашишинов, я не знаю.

Их новый Старец Горы больно скрытен. А верить всему этому или не верить – дело сугубо личное…

Дальше Авар уже не слушал – разговор свернул на другую дорожку, и ему стало неинтересно. Да и сон наконец взмахнул своими невидимыми крыльями совсем близко, и заставил юношу смежить веки. Ночь укрыла его своим звездным одеялом, и он уснул так крепко, как могут спать лишь молодые, здоровые люди, уставшие от тяжелого труда или дальней дороги. Они не слышали ни богатырского храпа хозяина харчевни Абдураззака, ни топота стражи, гремящей железом панцирей, ни стука колотушек ночных сторожей и их криков: «В Багдаде все спокойно! В Багдаде все спокойно! Да пребудет с вами Аллах, правоверные!..».