Люди и чудовища. Том 2 - Валерия Веденеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плохое место, проклятое, шептались остальные наемники, ежась от неожиданного холода посреди лета, просыпаясь ночами от кошмаров, которые не могли вспомнить. Кирк лишь пожимал плечами. Ну, холод. Ну, кошмары. Ему, кстати, кошмары не снились, да и холод он переносил легко.
Сам Черный Источник Кирка не впечатлил. Место решающей битвы с Тха-Оро выглядело как крепостные развалины, заросшие травой, окруженные холмистой равниной. Собственно, это и были крепостные развалины, заросшие травой и окруженные холмистой равниной. Земля здесь давно поглотила тела простых воинов, которые погибли во время последней битвы, а смертные холмы скрыли останки нобилей и магов. Сам Черный Источник… Честно сказать, Кирк ожидал чего-то более величественного, чем высохшее русло подземного ручья, когда-то выходившего в этом месте на поверхность.
Ничего черного в умершем источнике не было.
Потом маги начали искать. Никто из наемников не знал, что именно, и никто, кроме Кирка, узнать не пытался. Светлые маги хранили свои секреты с не меньшей строгостью, чем Темные, и люди с излишком любопытства часто исчезали без следа.
Маги обвешались взятыми с собой артефактами — в отличие от их собственного Дара, артефакты, судя по всему, работали без запинки, — и первым делом обшарили развалины. Потом маги разделили окрестности развалин на четыре части — будто разрезали пирог — и четверо из них начали прочесывать каждый свою часть, в то время как двое оставшихся, захватив большую часть наемников, направились к холмам. Судя по всему, маги действовали по заранее утвержденному плану и собирались искать столько времени, сколько потребуется, будь то неделя, месяц или год.
Копать проходы в смертных холмах немного не совпадало с тем, как Кирк представлял свое участие в этой таинственной экспедиции. Не то чтобы он чурался физической работы — участие в сражениях ведь тоже можно было назвать физической работой — но именно лопату в последний раз он держал в руках года два назад. Тогда пришлось закапывать умершего от ран товарища, который перед смертью попросил похоронить его именно так — по каким-то своим религиозным заморочкам его не устраивала идея огненного погребения.
Холмов было много, и все они были похоронными курганами, все насыпаны по единому правилу — вход, ведущий внутрь, всегда выходил на юг, на полуденное солнце. Работа наемников заключалась в том, чтобы откопать и взломать деревянную дверь — древесина, которой было больше тысячи лет, должна была уже сгнить, но доски двери выглядели вырубленными буквально вчера.
На поиски двери в одном холме уходило от нескольких часов до недели.
Потом приходили маги, брали факелы и, согнувшись, проходили внутрь. Потолок в проходах смертных холмов всегда делали низким — все входящие должны были, волей или неволей, поклониться мертвым.
Все вскрытые и обысканные курганы Кирк считал — как и дни, проведенные здесь. Этот холм был пятнадцатым, и день был двадцать шестым. Остальные наемники отправились на охоту, а Кирку по жребию выпало остаться и копать. Дверь в пятнадцатом холме он откопал на удивление быстро, и слой земли, который пришлось снять, оказался совсем тонким.
Пятнадцатый холм, снаружи такой же, как и остальные, внутри оказался огромной, почти пустой пещерой — никаких уютных могил для благородных мертвецов, как в других холмах. И именно здесь они наконец нашли… что-то. Собственно, Кирк и нашел.
Это что-то выглядело как вплавленный в камень пещеры череп — и в этот череп поместилась бы флагманская галера императорского флота. А внутри черепа, сквозь щель между зубами огромной пасти, Кирк разглядел меч, лежащий на простой каменной подставке, — и это был самый прекрасный меч, который Кирк когда-либо видел в своей жизни.
Кирк бросил на него всего один взгляд и вдруг понял, что это его оружие. Что вся его прежняя жизнь была лишь прелюдией перед настоящей жизнью, которая начнется, когда он возьмет этот меч в руки. Что все изменится, станет правильным. Идеальным.
Кирк помнил, как он бежал к этому мечу, скользя по влажным ступеням, вырубленным в камне, падал, разбив в кровь колени, а потом и ладони, как вскакивал и бежал дальше. Потому что меч должен был достаться ему — до того, как внутрь войдут другие и увидят. До того, как войдут маги…
Кирк помнил, как он лез, и соскальзывал вниз, и шипел сквозь зубы проклятия, и лез вновь по гладким костям черепа вверх, к глазницам, чтобы через них попасть внутрь.
Кирк помнил, как он наконец взял рукоять меча одной рукой, как провел дрожащими пальцами другой руки по лезвию. Помнил это чувство наполненности и правильности, которое длилось и длилось. А потом вдруг исчезло, и он остался стоять в кромешной темноте — потому что факел он потерял где-то по дороге, когда спешил к мечу, — стоять, понимая только одно: он только что нарушил самый строгий запрет магов.
Он должен был раскопать вход, взломать дверь — и остаться снаружи. Он не должен был входить внутрь с факелом, который предназначался для магов. Он ни в коем случае не должен был касаться ничего внутри!
Узнают — убьют.
Маги — любой расцветки — убивали и за меньшее.
Очень осторожно он вернул меч на его прежнее место и, ориентируясь по памяти, выбрался сперва из черепа, а потом, наощупь найдя брошенный в спешке факел, поднялся по ступеням вверх.
Маги явились через пару часов и спустились вниз, как всегда, вдвоем.
Вернулся только один.
Весь покрытый кровью, он вышел, неся в руках сверток — нечто длинное и тонкое, завернутое в плащ второго мага. Глаза у мага были стеклянные, пустые, лишенные мысли. На Кирка маг внимания не обратил.
Отойдя от холма примерно на десять шагов, маг вскинул свободную руку, вызывая Врата — и те действительно откликнулись, хотя здесь, у Черного Источника, не должны были. Открылись. Маг успел сделать к ним шаг — всего один — когда пространство внутри Врат выгнулось стеклянной линзой, налилось белым золотом и разбилось, выпуская из себя песок. Много песка. Куда больше, чем должно было поместиться внутри дуги Врат.
Песок покатился волной, погребая траву, а потом из песка начали подниматься фигуры. Их силуэты походили на человеческие, но тела и лица покрывал белый мех, из которого блестели черные бусины глаз.
Маг отшатнулся, потом встряхнул сверток, одним движением сбрасывая ткань и освобождая меч. Лезвие сияло таким же белым золотом, как и песок. Сжав рукоять, маг сделал резкое движение, и, хотя клинок не коснулся никого из фигур, они все упали, разрезанные пополам. Крови не было —