Бессонные ночи - Александр Назаров

остров, где стоит заброшенный маяк. Много лет на нём по ночам зажигались огни, хотя нога человека там не ступала очень давно. Маяк давно заброшен, но всё же по ночам светит. Я думаю, пожиратель личности обитает именно там. Там ты его и уничтожишь.

— Уничтожу? Как?

— Я дам тебе инструмент, — говорит Хазард, запуская руку в карман куртки, — то, что я делала очень долгое время…

— Погоди, почему остров? Ведь это просто так карта упала. Она и по-другому могла упасть. И рубашкой к верху, например.

— Повторим? — с насмешкой спросила глава электрооккультистов.

Хазард подобрала карту и снова запустила её в полет. Снова и снова. Так раз пять. Карта падала по-разному, но всегда лицом вверх, и всегда вершина башни указывала на остров на горизонте. Сердце мое бьется чаще. Желудок мерзнет. Я чувствую страх. Страх того, что я столкнулся с неизвестным.

— Шести раз достаточно? — спрашивает Хазард, — какой шанс того, что на игральных костях шесть раз подряд выпадет шестерка? Один к шестерке в шестой степени! 46 656. Это шанс почти что ноль для обычных явлений. Что влияет на бросок карты? Её масса, скорость, с которой я её кинула, ветер, форма карты, гравитация. Сколько граней на кости судьбы? Возведи это количество в шестую степень! Вот и скажи, какой был шанс, что карты все шесть раз выпадут таким образом? В мире даже самое простое явление зависит от десятков факторов. Но когда эти факторы не в силах изменить результат, мы зовем это судьбой.

— Значит, моя судьба отправится на тот остров? Это опасно?

— Очень. Для тебя очень.

— А не для меня? Я собираюсь отправится туда с другим человеком.

— Скорее всего, Пожиратель почувствует амулет и примет тебя за главную опасность. Другому человеку ничего не будет угрожать. Фред, утоли мое любопытство, зачем тебе туда?

— Я хочу дотанцеваться до небес.

— Благородная цель. Нечего сказать. Возьми этот амулет. Я всю жизнь положила на его создание.

— Что мне с ним делать? Да и как вообще я пойму, как она выглядит, этот Пожиратель личности?

— Я не знаю, какую форму принимает зло, засевшее на маяке, но ты поймешь, почувствуешь. Фред Шольц, проложи свой путь к небесам, низвергнув тьму.

Я стою на набережной и держу в руке странный предмет из переплетённых ниток, камней и перьев. Хазард указала мне место. Быть может, это мои врата рая. Быть может это просто ложь. Если все это окажется лишь безумной выдумкой, ничего не изменится. Это будет последняя боль, которую мне нужно будет проглотить. Последняя горькая пилюля. Как я буду жить после этого? Не знаю. Но если все бредни окажутся правдой, то я могу помочь родному Городу. Хотя, какое мне дело до Города, которому я совершенно не нужен, которому наплевать на меня и на мои идеи?

Нет, дело есть. Этель, Клара, Ульрик, Франц… Конрад. Я вас всех люблю. Очень люблю. Вы создавали мою последнюю жизнь. Без вас я стал бы безликим ничем. Я никогда не мог выразить свою любовь, не мог донести её. Внутри меня пылает чувство, а уста отказываются излагать их, уж больно боятся чувства быть отвергнутыми. Мне никогда не хватало сил, никогда не хватало времени. Так всегда. Не успеваю донести свои чувства, а люди уже принимают их от других, отдают их другим. Уходят. А твои гниют где-то внутри.

Так было и с Дженни. Я так долго собирался с силами, чтобы признаться в чувствах, что упустил момент. Как рвалось мое сердце. Я помню теплый летник вечер. На улице полно гуляк, в Городе праздник. Легкий ветерок щекочет, освежает.

Мы стоим у твоего подъезда. Смотрим друг другу в глаза. Я опираюсь на маленький заборчик у дома, ты стоишь, пряча руки за спиной. У нас обоих болят ноги от долгой гулянки, но оба мы улыбаемся. Ты уже давно знаешь, что нравишься мне, но еще ни разу я не говорил тебе “люблю".

Сейчас. Сказать сейчас. Мои зрачки испаряются, по мышцам моим проходит дрожь, а сердце так горит, обугливает внутренности. Люблю. Так люблю. Скажи. Скажи сейчас. Нет. Нет. Да.

Завтра будет поздно, ты уедешь и не вернешься еще полгода. Я скажу, приму её в объятия. А она оттолкнет меня. Бросит грустный взгляд. Моя любовь — твоя обуза. Идти рядом, разговаривать. Не любить, барьер не разбить между двумя душами. Ты её попутчик. Но скажи. Не могу, ноги тают, глаза вытекают из глазниц, мозг закручивается.

— Ну лан, мне пора: завтра экзамен. Всю ночь просижу, чувствую, но подготовлюсь, — говорила Дженни.

Нет. Если скажу ей сейчас, она же наверняка будет волноваться. Не может быть, что её это не затронет. Нельзя, у неё завтра экзамен, мне не следует волновать её. Мы обнялись и распрощались.

Поступил я тогда так от чистого сердца, или это всего лишь было оправдание трусости? Я и сам до сих пор не знаю. Но чувствую, что я совершил тогда двойной обман. Первый обман был самому себе. А второй был обман в сторону Дженни. Обман молчанием. Иногда молчание — главный обманщик.

Я стою, держа в руках амулет, смотрю вдаль на остров, где возвышается мрачный маяк, о котором уже давно ходят зловещие легенды и слухи. Сегодня я окончу свой странный путь, построенный из обмана и танцев. А потом покончу с любой ложью, ибо ложь моя станет правдой. В голове моей крутятся мысли об Этель, раскаляя мое сердце. Я всё ей скажу без страха. Я чувствую, чувствую, что люблю её.

Пускай меня эта любовь сотрёт в порошок, в пепел, не оставит и следа от былого Шольца. Я потерял себя в бесконечном лабиринте лжи, что сами построил. Но в этом мраке я нашел другого потерянного человека, Этель. И она стала для меня светилом, а я стал её надеждой. Кому мы еще нужны, кроме как друг другу. А больше и не надо. А зачем мне больше?

***

Я дышу в темноте. Я стою в тишине. Перегоревшая лампочка не освещает старый тесный подъезд, пахнущий пылью. Я стою перед дверью, покрашенной в чёрный цвет. Глазок смотрит на меня, как адский страж. Его взгляд бездонен. Чувство, что плитка на лестничном пролете тает, затягивает меня. Закрытая дверь предстает бесконечным коридором. Шагну вперед и кану в никуда. Меня словно удерживает некая темная сила. А может и действительно удерживает. Впивается тоненькими когтями-проводами в плоть, щекочет нервы изнутри, выпивает витамины из организма.

Дверь. Каждый раз дверь. И либо надо постучать, либо проводить кого-то