Приглашение к драконам, или Попаданка по контракту - Татьяна Михаль

Ушки округлые и небольшие.

Лапки зверька были короткими, толстенькими, но с очень острыми когтями.

Хвост длинный, заканчивается острым мягким кончиком, похожим на ещё не оформившуюся стрелу. Хоть и странное сравнение.

— Ну и что ты здесь забыл? — спросила у него. — И кто ты? Такой весь мимимишный и очень хорошенький?

Зверёк захлопал глазками, перестал брыкаться и снова издал этот смешной звук.

— Чир-ми-и-ук!

— Ладно, не стану тебя терзать вопросами. Пойдём, выпущу тебя во двор, возвращайся к своим сородичам или родителям. Но если захочешь снова угоститься чем-то вкусненьким, например, молоком, то для тебя я оставлю вечером на крыльце миску с угощением. Идёт?

Пушистик, естественно, не ответил.

Мне было приятно держать его на руках – мягкий, такой весь уси-пуси! Так и хотелось поиграть с ним, пофотографировать его, но я была сторонницей того, чтобы животных не мучили, особенно диких.

Поэтому пусть ступает себе в лес. Быть может, его там мама обыскалась.

Вышла из дома, продолжая ворковать с малышом. Он вдруг активно задвигался у меня в руках и часто-часто зачирикал-замяукал.

Подняла взгляд и почти нос к носу столкнулась с… С точной копией пушистика! Только размеры этого зверя были сродни размерам доброго коня!

— Ой! — пискнула я, а потом нервно сглотнула и замерла как истукан.

Большие глаза зверя опасно сверкали, клюв был приоткрыт, из него вырывалось шипение и утробное рычание-рокотание.

— Я… я… спасла вашего детёныша, — проговорила неуверенно и о-о-о-очень медленно опустила мохнатика на землю.

Он смешно подбежал к своей родительнице. Не знаю, мне почему-то казалось, что это его мама.

Дикий зверь, не сводя с меня взгляда, лапой задвинул своё глупое дитя к себе под брюхо и начал шипеть-рычать сильнее. И было в этом звуке что-то ершистое и зловещее.

«Вот и закончилась моя работа в новом мире», — подумала с великой скорбью.

Я понимала, что сейчас умру. Совсем как несчастная-пренесчастная и глупая землянка.

Туман страха и сожаления заволакивал глаза. По щеке покатилось что-то горячее.

Я не заметила, как беззвучно заплакала, продолжая глядеть в глаза своей смерти.

Мать пушистика не спешила меня убивать, но подошла ближе и, кажется, обнюхала меня.

Я затаила дыхание. Отчётливо слышала, как колотится и содрогается от страха моё сердце, как стучит о землю хвост зверя. И я увидела этот хвост… На его кончике находилось самое настоящее смертоносное жало – длинное и острое.

Один удар – и конец.

Я закрыла глаза, молясь о мгновенной и безболезненной смерти, как вдруг услышала чириканье-мяуканье взрослого зверя и совсем ещё дитёныша уже не рядом с собой.

Открыла сначала один глаз, а потом и другой.

Мать и дитя не спеша уходили в лес.

Я шумно выдохнула и ладонями упёрлась в колени, ощущая небывалое облегчение в груди. Надо мной только что висела нереальная и смертельная опасность. Это я понимала отчётливо. Нам, людям, ещё от предков достался инстинкт, определяющий различную степень опасности. Я осознавала, что в данный момент, это была высшая степень угрозы.

Я чудом избежала беды.

Когда звери дошли до границы леса, хищница обернулась и долгим взглядом посмотрела меня, и лишь потом густа и темнота леса укрыли их от любопытных глаз.

Не знаю как, но как-то добрела до крыльца дома и буквально рухнула на первую ступеньку. Руки у меня тряслись, как у алкоголика, в горле застрял слезливый ком.

Я не трусиха, вы не подумайте, но вот сейчас я реально была напугана.

Нужно обязательно поставить забор!

Не думаю, что второй раз эта пушистая дама мне простит, если я снова дотронусь до её малыша.

Сколько я сидела на крыльце – не знаю. Но когда ко мне вернулось адекватное состояние и здравомыслие, я поднялась и помчалась на всех парах к Калебу.

Всё, учёному хватит спать. Он только что едва не лишился своей золотой и самой лучшей помощницы!

Пусть что угодно делает, но организует здесь забор!

* * *

Регина                 

— Калеб! Кале-е-э-э-б! Проснись, пожалуйста! — теребила я дракона за плечо.

Он сначала отмахнулся от меня, проворчал нечто невнятное и натянул на голову подушку.

— Калеб! Миленький! Просыпайся. Случилось нечто неординарное, — захныкала я и вцепилась руками в подушку, пытаясь стянуть её с головы дракона. Но ему, кажется, не хотелось, просыпаться совсем.

— Меня только чуть зверь огромный зверь не сожрал! — воскликнула я.

— Но ты же тут, — раздалось из-под подушки. — Значит, справилась.

Ну ничего себе логика!

— Я спустилась на кухню и обнаружила детёныша этого неизвестного мне зверя. Он застрял в окошке, и я помогла ему… На руки взяла и вышла из дома, а там его мама… или папа… уж не знаю… Глаза – во! Клюв такой, что им мою голову хоть откусить может, хоть, как орех, расколоть! И хвост с жалом!

Калеб вдруг перевернулся на спину и скинул с себя подушку.

— Тебе удалось вблизи увидеть бескрылого грифона? Ты держала в руках его детёныша? — не на шутку удивился Калеб. — И ты осталась жива?

— Грифон? — нахмурилась я, вспоминая, что в принципе знаю об этих мифических существах. — Я не думала, что у них хвост с жалом…

— Только у бескрылых, — просветил он меня. — Но как тебе удалось остаться живой? Про ранения даже не спрашиваю – бескрылые грифоны редкие разумные животные и крайне опасные, а также свирепые… А что касается их детей – так они сразу за своих отпрысков становятся монстрами. Продолжение рода для всех грифонов – это смысл жизни, им очень сложно встретить пару и произвести на свет нового грифона… Понимаешь, да, что за детёныша они убьют без оглядки?

— Ты меня вот прямо сейчас капец как успокоил, — прорычала я, уперев руки в бока. — Я была буквально на волосок от смерти! А всё почему?

— Потому что ты была неосмотрительна. Тебе не говорили, что диких животных ни руками, ни ногами, ни чем-то ещё трогать нельзя? А если бы это был детёныш альтьера? Они выглядят как симпатичные радужные пушистые шарики с глазками-кнопками, и глупые иномирцы часто визжат от восторга, увидев их. А шерсть-то у них ядовитая. Если нет врождённого иммунитета, как у всех драконов, а у тебя его нет, то яд парализует за две-три минуты! После этого альтьер позовёт своих сородичей, и они с удовольствием начинают пировать – объедать своими мелкими, но очень острыми зубками глупую жертву, которая не может двигаться, но всё чувствует и до-о-о-олго и мучительно умирает.

Сглотнула и не своим голосом проговорила: