След - Патрисия Корнуэлл

– Не помню.

– Значит, не пила. Иначе бы, поверь мне, запомнила. Кто попробовал «Роз», для того все остальное не существует. Остается только оно. Но слушай дальше. Нам показалось мало, и мы с «Кристалла» перешли на «Руж дю шато-Марго». – Название шампанского Кейт произносит на вполне приличном французском, что даже удивительно для человека, подъезжающего к конечной станции алкогольного путешествия.

– Допьешь мое? – Люси поднимает бокал, сдерживая натиск Кейт. – Давай поменяемся. – Она отдает соседке наполовину полный бокал и забирает у нее пустой.

Он помнит, как она пришла однажды поговорить с его боссом, посчитав то, что взбрело ей в голову, достаточно важным, чтобы совершить поездку на грузовом лифте. А уж на что мерзкое было устройство.

Железное, ржавое, и дверцы в нем закрывались не так, как в нормальном лифте, с боков, а сходились к середине сверху и снизу и щелкали, встречаясь, будто челюсти. Была, конечно, и лестница. Согласно требованиям противопожарной безопасности лестницы должны быть во всех государственных и муниципальных зданиях, но в анатомическом отделении лестницей вообще никто не пользовался, и уж, конечно, не Эдгар Аллан Поуг. Когда нужно было подняться в морг или спуститься под землю, в анатомичку, он каждый раз, захлопывая железные двери кабины с длинным железным рычагом внутри, чувствовал себя Ионой, проглоченным заживо. Поржавевший стальной пол был усыпан пылью, пылью из человеческого пепла и костей, а в углу проклятой тесной клетки стояла обычно каталка, и никому не было дела до того, что оставил в ней Поуг.

Кроме нее. К несчастью, ей до всего было дело.

В то утро, о котором думает Поуг, сидя в раздвижном кресле в своих голливудских апартаментах и полируя бейсбольную биту носовым платком, Скарпетта вошла в кабину в длинном белом халате поверх зеленой рабочей формы. Ему никогда не забыть, как тихо, бесшумно шла она по выстеленному коричневой плиткой коридору того подземного мира, в котором он проводил свои дни, а позднее и ночи, у нее были тапочки на резиновой подошве – наверное, чтобы не поскользнуться, – и легкая походка, что удивительно, потому что порой ей приходилось проводить на ногах по несколько часов кряду, вскрывая мертвецов у себя наверху. Странно, но к ее работе, заключавшейся в том, что она резала людей, все относились с уважением, потому что она врач, а он, Поуг, никто. Он не закончил школу, хотя в резюме написано, что закончил. Эта ложь, как и другие обманы, так и осталась нераскрытой.

– Это нужно прекратить. Нельзя оставлять каталку в лифте, – сказала она Дэйву, начальнику Поуга, странноватому сутулому парню с темными кругами под глазами и растрепанными крашеными волосами. – Вы, наверное, пользуетесь этой каталкой в крематории, поэтому в кабине полно пыли, а это нехорошо. И возможно, опасно для здоровья.

– Да, мэм, – ответил Дэйв, поднимая из вделанной в пол ванны с розовым формалином обнаженное розовое тело. Тела поднимали с помощью блока, цепляя покойника крючьями за оба уха. По крайней мере так делалось в те времена, когда там работал Эдгар Аллан. – Но каталка не в лифте. – Он указал глазами в сторону побитой, облезшей и местами ржавой тележки, которая стояла у стены, прикрытая мятой полупрозрачной накидкой.

– Я просто напоминаю вам, пока не забыла. Служебным лифтом здесь пользуются немногие, но это не значит, что мы не должны содержать его в чистоте и порядке. Нельзя оскорблять чувства людей.

Вот так Поуг узнал, что она считает его работу оскорбляющей чувства. А как еще, скажите на милость, понимать такое замечание? Да вот только покойников, завещавших тела науке, постоянно не хватает, студентам-медикам не на чем постигать премудрости профессии, и в конце концов где была бы сама Скарпетта без этих самых мертвецов? Где бы она была без трупов, поставляемых Эдгаром Алланом Поугом, пусть даже сама в бытность студенткой ни с одним из них лично и не познакомилась. В колледж Скарпетта ходила давно – она старше лет на десять – и не в Ричмонде, а в Балтиморе.

В тот раз она не разговаривала с Поугом, хотя в спесивости он ее обвинить не может. Каждый раз, спускаясь в анатомическое отделение по каким-то своим вопросам, Скарпетта здоровалась с ним: «Доброе утро, Эдгар Аллан», спрашивала, как дела и где Дэйв. Но в тот раз она к нему не обратилась, а быстро прошла по длинному коридору. Может быть, не заговорила, потому что не заметила его. Потому что искала не его. А если бы искала, если бы посмотрела по сторонам, то увидела бы его у печи, где он, как какая-нибудь Золушка, подметал пыль и кусочки костей, которые только что разбил своей любимой битой.

Так или иначе, важно то, что Скарпетта не посмотрела. Он же, укрывшись в полутемной бетонной нише у печи, смотрел туда, где Дэйв поднимал из ванны розовую женщину. Цепи шли ровно, слегка подрагивая, и женщина покачивалась в воздухе с приподнятыми руками и ногами, как будто все еще сидела в ванне, и тусклый флуоресцентный свет отражался от стальной опознавательной таблички, висевшей у нее на левом ухе.

Наблюдая за ней, Поуг испытывал нечто вроде гордости.

– В новом корпусе, Дэйв, ничего подобного больше не будет. Никаких цепей и крючьев. Будем забирать из холодильников и отвозить в крематорий на тележках. Это же варварство…

– Да, мэм, – сказал Дэйв. – Холодильники – это хорошо. Хотя в ванны помещается больше. – Он нажал кнопку, механизм остановился, и женщина стала раскачиваться, словно на качелях.

– Если, конечно, мне удастся найти немного места. Вы же знаете, как обстоят дела; отвоевывать приходится буквально каждый квадратный фут. Все зависит от площади. – С этими словами Скарпетта подняла голову и задумчиво оглядела свое королевство.

Эдгар Аллан Поуг до сих пор помнит, что подумал тогда: «Ладно, пусть это все: выстеленный коричневой плиткой пол, ванны, крематорий и комната для бальзамирования – сейчас твое королевство. Но когда тебя здесь нет, а это девяносто девять процентов времени, королевство принадлежит мне. И все те, кого сюда привозят, кого перегружают, кто сидит в ваннах, болтается на крючьях и отправляется на поддонах в печь, мои подданные и друзья».

– Я рассчитывала позаимствовать у вас кого-нибудь, кто еще не забальзамирован, – сказала Скарпетта, глядя на висящую на цепях розовую женщину. – Может быть, еще успела бы…

– Эдгар Аллан – парень проворный. Я и предупредить не успел, как он уже провел бальзамирование и отправил ее в ванну, – ответил Дэйв. – Свежих на данный момент нет.

– Ее никто не востребовал?

– Эдгар Аллан? – окликнул его Дэйв. – Эту женщину никто не востребовал?

Поуг солгал тогда, зная, что Скарпетта никогда не возьмет востребованное тело. Но он знал, что старухе было бы наплевать, как с ней обойдутся, – она всего лишь хотела посчитаться с Богом за кой-какие несправедливости.

– Что ж, пусть так. Не люблю менять график.

– Извините, – сказал Дэйв. – Понимаю, проводить демонстрацию на набальзамированном теле не самый лучший вариант.