Её цветочки - Шеннон Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сэм Вудалл, Сэм Вудалл, размышляла она, пока автобус ехал по берегам озера Уиндермир. Она не помнила никого по имени Сэм Вудалл. Наверное, сейчас ему под восемьдесят, а может, и того больше.
Фрэнсин пересела на еще один автобус и двинулась через мрачные, покрытые каменистыми осыпями холмы в сторону Кезвика. И тут ее охватило беспокойство. Она никогда не имела дел с полицией и не знала, как надо говорить с полицейскими, пусть даже и с отставными. Можно ли вообще задавать полицейскому вопросы, ведь обычно бывает наоборот? А что, если они обязаны руководствоваться чем-то вроде кодекса неразглашения, как адвокаты и врачи?
Только когда Фрэнсин приехала в Кезвик, до нее дошло, что чайные листья опять не подвели – она отправилась в поездку, самую дальнюю в ее жизни. И хотя отъехала от Туэйт-мэнор не больше чем на двадцать пять миль, если судить по владеющей ею нервозности, она с тем же успехом могла бы находиться в какой-нибудь чужой стране. В довершение всего Кезвик сразу же вызвал у нее настоящее отвращение. Он был современным и большим, а она в большинстве вещей не терпела ни того, ни другого.
Примирившись с тем, что ей придется провести все утро в автобусах, Фрэнсин сделала еще одну пересадку и села в автобус, идущий в Ситоллер. Начало моросить, и в воздухе повис туман, что в общем-то соответствовало ее мрачному настроению. Она смотрела на проплывающие мимо дома Кезвика. Затем их сменили окутанные туманом пустынные холмы Кэтс-Беллз, высящиеся вокруг озера Дервент; их вершины выступали из сумрачной мглы, похожие на исчезнувшие со всех карт острова.
Узнать адрес Сэма Вудалла оказалось нетрудно – для этого было достаточно справиться о нем в местном пабе, поскольку деревня Ситоллер состояла из одной-единственной улицы, тянущейся под недреманным оком горного перевала Хонистер. Отставной полицейский жил в небольшом, сложенном из сланцевых плит домике с ухоженным садом, который Фрэнсин одобрила, и ярко-красной дверью.
Когда она постучала, дверь отворилась почти сразу, как будто ее приближение было замечено заранее – недаром же на окне домика шевельнулась занавеска.
У Сэма Вудалла было добродушное лицо под шапкой белых растрепанных волос, и, когда он улыбнулся, на нем обозначилась сетка морщин, говорящих о том, что бо́льшую часть жизни этот мужчина провел под открытым небом.
– Доброе утро, – чопорно сказала она. – Меня зовут Фрэнсин Туэйт.
– Вы из тех Туэйтов, что живут в окрестностях Хоксхеда?
Она кивнула.
– А зачем одной из тамошних Туэйтов было добираться аж до Ситоллера?
– Насколько мне известно, вы были тем самым полицейским, которого вызвали, когда утонули мои брат и сестра.
– Ах, вот оно что… Что ж, верно, это был я. – Несколько секунд он смотрел на Фрэнсин, затем посторонился и, сделав ей знак войти, провел ее по короткому темному коридору, через маленькую кухню. Они оказались в оранжерее, пристроенной к задней части дома.
И Фрэнсин замерла, остолбенев.
Орхидеи. Они были повсюду. Они цвели на полу, на полках, идущих вдоль стен, свисали с потолка, будто паря в воздухе, росли в горшках на подоконниках. В центре оранжереи стояли два потертых кожаных кресла и поставленный между ними стол.
Фрэнсин стояла, поворачиваясь на месте, очарованная этим великолепием.
– Какой чудесный тайный сад…
Вудалл радостно улыбнулся.
– Странно, что вы так сказали. Сам я всегда считал это место своим тайным прибежищем… Присаживайтесь.
Фрэнсин чинно села на край одного из кожаных кресел.
– Я как раз поставил чайник, – сказал Вудалл. – Хотите чашечку чая?
– Чайный пакетик или рассыпной?
– Рассыпной.
– Тогда да, будьте так добры.
Как только он удалился на кухню, Фрэнсин вскочила, чтобы рассмотреть орхидеи получше. У Вудалла была замечательная коллекция; некоторые из этих цветов ей доводилось видеть только в книгах, и она почувствовала зависть – ведь самой ей никогда не удавалось выращивать орхидеи с таким же успехом, которого когда-то добивалась ее мать.
– Вот, прошу вас. – Вудалл вошел в оранжерею, неся небольшой поднос, который он поставил на стол. – Итак, миз[12] Туэйт…
– Зовите меня Фрэнсин, – сказала она и взяла у него чашку, жалея о том, что приняла его приглашение выпить чаю. Царящая в оранжерее влажность прямо-таки удушала.
– Фрэнсин, почему вы хотите поговорить со мной?
Откашлявшись, она ответила:
– Давайте я сразу же перейду к делу. Я хочу знать, что произошло с моими братом и сестрой. Мне необходимо это узнать.
Надо отдать Сэму Вудаллу должное – ее отказ от церемоний и прямота ничуть не обескуражили его.
– Но почему сейчас? Ведь они утонули пятьдесят лет назад.
Фрэнсин уставилась на свою чашку, собираясь с мыслями.
– Я только что узнала об этом, но не помню, что тогда произошло. Думаю, тогда меня там не было.
– Да нет же, вы там были, – сообщил Вудалл. – Но немудрено, что вы ничего не помните, ведь тогда вам было лет пять или шесть, не больше.
– Пять.
Какое-то время он смотрел на орхидеи, потирая губу под носом, затем сказал:
– Я помню те вечер и ночь так ясно, будто это было вчера; ваша мать вызвала меня, потому что не могла найти вас троих. Младенца-сына, старшую девочку… Не могу припомнить ее имя. Она была такая непоседа, чудесная девчушка с рыжими волосами и веснушками.
– Бри, – проговорила Фрэнсин, и от печали у нее защемило сердце. – Ее звали Бри.
– И, разумеется, вас.
– Что? – Фрэнсин изумленно уставилась на старика. – Должно быть, это какая-то ошибка…
– Никакой ошибки. Ваша мать не могла найти вас, вашего брата и вашу сестру. Мы искали везде, но обнаружили вас троих только наутро, в колодце.
– Я была в колодце? Я?! Не может быть! Я бы не смогла забыть такое!
– Но это правда. – Морщинистое лицо Вудалла сморщилось еще больше. – Это было самое печальное зрелище, которое я когда-либо видел. Вы и ваш маленький брат находились в бадье. Вы обхватили его руками и держали так крепко, что нам пришлось потрудиться, чтобы их разжать. И только подняв бадью, мы увидели Бри… Просто копну рыжих волос в воде внизу.
Он замолчал, откашлялся и продолжил:
– Сперва мы подумали, что все вы мертвы. Вы сидели в бадье так неподвижно, с закрытыми глазами… И в этом колодце стоял могильный холод, несмотря на то, что тогда была середина лета. Однако вы выжили… Ваша мать побелела, как привидение, когда мы вытащили вас