Почему у женщин при социализме секс лучше. Аргументы в пользу экономической независимости - Кристен Годси

Последующие исследования поддерживали эти начальные результаты. В 1988 г. Курт Штарке и Ульрих Клемент провели первое сравнительное исследование сообщений студенток Восточной и Западной Германии о сексуальном опыте. Они обнаружили, что восточногерманские женщины получают больше удовольствия от секса и чаще испытывают оргазм, чем их западные сверстницы. В 1990 г. другое сравнение мнений молодежи обеих Германий установило, что предпочтения мужчин и женщин ГДР лучше согласуются друг с другом, чем у молодежи ФРГ. Например, по данным одного исследования, 73 % женщин и 74 % мужчин из Восточной Германии хотели вступить в брак. Для сравнения, в Западной Германии 71 % женщин и только 57 % мужчин желали брака – разница в 14 %. Другое исследование сексуальности выявило значительно более высокую удовлетворенность женщин Восточной Германии. На вопрос о том, были ли они довольны своим последним свиданием, утвердительно ответили 75 % женщин и 74 % мужчин ГДР, в сравнении с 84 % мужчин и лишь 46 % женщин ФРГ. Наконец, респондентов спрашивали, чувствуют ли они себя «счастливыми» после секса. «Да» ответили 82 % восточногерманских и только 52 % западногерманских женщин. Обратный показатель: лишь 18 % женщин ГДР не были «счастливы» после секса, а в ФРГ – почти половина респонденток[130].

После объединения ФРГ и ГДР разные сексуальные культуры двух обществ столкнулись и стали предметом активных дебатов и разногласий. Ингрид Шарп изучила «сексуальное объединение Германии» и сделала вывод, что западные мужчины изначально фетишизировали образ страстной восточногерманской женщины. «Надежная статистика, – пишет Шарп, – с очевидностью подтверждает бóльшую сексуальную отзывчивость восточных женщин. Исследование женского сексуального поведения, проведенное гамбургским Gewis-Institut для Neue Revue, показало, что 80 % восточных немок всегда испытывают оргазм в сравнении с 63 % женщин Запада. Контекстом [этого исследования] была идеологическая битва между Востоком и Западом: противники в холодной войне сошлись на поле сексуальности, вооружившись оргазмическим потенциалом вместо ядерного». Действительно, по сообщению Шарп, убеждение восточных сексологов, что бóльшая сексуальная удовлетворенность женщин ГДР связана с их экономической независимостью и уверенностью в себе, угрожало чувству превосходства жителей Западной Германии. Западногерманские СМИ ополчились против идеи о том, что на Востоке могло быть что-то лучше, запустив, по словам Шарп, «великую войну оргазмов»[131].

Споры о сравнительном сексуальном удовлетворении восточных и западных немцев побудили историков Пола Беттса и Джози Маклеллан глубже изучить эту тему в книге «Любовь во времена коммунизма» (Love in the Time of Communism, 2011). Авторы соглашаются с тем, что экономическая независимость женщин способствовала возникновению уникальной, не товаризированной, более естественной и свободной сексуальности, процветавшей в Восточной Германии, – подтверждая, таким образом, что сексуально-экономическая теория верно описывает рынок сексуальности, но лишь в капиталистических странах. Однако, как отмечают Беттс и Маклеллан, различие сексуальных культур предопределили и другие факторы. Во-первых, церковь играла намного более заметную роль в управлении нравственностью и сексуальностью на Западе, чем на светском и атеистическом Востоке (хотя важно указать, что исследование, проведенное в 1984 г. Штарке и Фридрихом, не выявило различий в сообщениях о себе атеистов и последователей религиозных конфессий). Тем не менее культура Западной Германии в значительно большей степени придерживалась традиционных для католицизма и протестантства гендерных ролей, чем восточногерманская. Во-вторых, авторитарная власть ГДР контролировала общественную жизнь восточных немцев, и они отвечали на это бегством в частную жизнь, где выстраивали собственный уютный мир, спасаясь от всепроникающего государства. В-третьих, на Востоке было меньше возможностей для досуга в сравнении с Западом, и люди, возможно, имели больше времени для секса. Наконец, власти Восточной Германии поощряли людей получать удовольствие от своей сексуальной жизни, отвлекающей их от однообразия и относительной скудости социалистической экономики и ограниченных возможностей путешествовать[132].

Более того, как и в случае Коллонтай, восточногерманская идея секса оставалась консервативной в сравнении с нашими современными стандартами. Геи и лесбиянки, несмотря на отсутствие явного запрета, вели закрытую жизнь. Сколько бы государство ни убеждало мужчин помогать, женщины ГДР все равно выполняли бóльшую часть домашней работы. Несмотря на доступность противозачаточных средств и абортов, ГДР, как все остальные социалистические страны, сохраняла в своей идеологии выраженную ориентированность на продолжение рода, и социалисты склонны были считать секс занятием, ведущим к браку и детям. Наконец, хотя государство хотело, чтобы секс доставлял удовольствие и мужчинам, и женщинам, оно никогда не поощряло беспорядочные половые сношения. Предполагалось, что секс – это проявление любви и привязанности между равными товарищами.

Несмотря на эти важные оговорки, многие жители Восточной Германии считали, что до 1989 г. их сексуальная жизнь была более спонтанной, естественной и радостной, чем превращенная в инструмент сексуальность, с которой они столкнулись, соединившись с Западной Германией. Вместо того чтобы сохранить лучшее, что было в обеих системах, устранив их недостатки, объединение Германии привело к разрушению восточногерманского образа жизни, включая поддержку экономической независимости женщин. Появление капиталистических рынков означало стремительный пересмотр ценности человека. «Без сомнения, самой губительной для бывшего Востока стала утрата экономической безопасности и новая идея, что достоинство человека отныне измеряется, прежде всего, в деньгах, – пишет Херцог. – Граждане Восточной Германии испытывали колоссальную тревогу из-за потери работы и социального обеспечения, роста арендной платы и неясного будущего. Снова и снова на протяжении 1990-х гг. восточные немцы (гомосексуальные и гетеросексуальные в равной степени) выражали убеждение, что секс в ГДР был более искренним и полным любви, более чутким и удовлетворяющим – и менее зависящим от необходимости себя содержать, чем западногерманский секс»[133].