Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

тоже приходилось доделывать дела на работе. Она сама на автобусе ездила к нему теперь. У нее были ключи от его квартиры, и иногда она приезжала даже раньше его.

Тот разговор о будущем между ними больше не повторялся; чутье подсказывало Марине, что, выговорившись, Роман стал сомневаться в своих намерениях. Это было естественно для такого совестливого человека, как он. Скорее всего, он стал думать о детях, и мысль о них стала тянуть его от нее. Марина понимала, что ей придется заставить его преодолеть тягу к детям и развестись с женой, только пока она не знала, как это сделать.

И вот на днях настал нужный момент: за ужином у него дома Роман попросил Марину рассказать все мужу и переехать жить к нему.

– Я устал от этой беготни, – сказал он, – мы уже не молоды, чтобы скакать туда-сюда, прятаться, скрываться.

– Представь себе, как устала я, – отвечала Марина, – ты хотя бы с женой не живешь.

– Вот именно! Я не могу выносить мысль о том, что ты по-прежнему с этим человеком.

– Знаешь, я перееду к тебе, – перебила его Марина, словно не слыша последних слов, – и тут же подам заявление на развод. – Затем она многозначительно вздохнула: – Как только ты сам оформишь все официально.

Что это было? Недоверие? Ревность? Роман молчал. Точно, они не доверяли друг другу, каждый опасался, что другой его обманет, струсит, передумает, в конце концов. Их тарелки, наполовину полные, стояли остывали, но они оба уже не прикасались к приборам.

– Тебе это сделать намного проще, – спустя долгую паузу сказал Роман, – у тебя ведь нет детей.

– То-то и оно! Мне проще. Поэтому я разведусь, лишь только ты освободишься от уз брака.

– Ты не веришь мне? – в голосе его прозвучал укор. – Я думал, у нас не такие отношения. Думал, что ты моя вторая половинка, моя опора и поддержка.

– О нет, я тебе верю! – засмеялась Марина немного нервно. – Вопрос лишь в том, веришь ли ты себе? Ты полгода жил здесь один, всеми брошенный, но развод не оформлял. – Она сама не заметила, что уже давно говорила на повышенных тонах. – Очень часто ездишь туда к жене, проведать.

– К детям, – поправил ее Роман. – Ты что же, обвиняешь меня в том, что я тебя за нос вожу?

– Доверяй, но проверяй, как говорится. Я тебе доверяю, но и жду подтверждения с твоей стороны.

– Нет уж, не уходи от темы, дорогая моя, – Роман тоже говорил на повышенных тонах, – по-твоему, я такой легкомысленный человек, который дурит голову и тебе, и жене, так? Если ты такого обо мне мнения, значит, и сама склонна к подобным вещам, иначе как бы до этого додумалась?

– Да я вообще про другое говорю! – воскликнула Марина. Его упрек она восприняла особенно болезненно: он и не подозревал, как близок был к истине. А ей так хотелось быть хотя бы в его глазах достойным человеком. – Знаешь, – спустя паузу сказала она, – мне тут одно важное дело нужно сделать. А я трачу время на вот эти выяснения отношений. Когда созреешь для чего-то большего, позвони.

– Куда ты? – спросил удивленный Роман. От его нежной Марины он не ожидал такой резкости. Он ведь не подозревал, сколько мужских сердец она уже разбила.

– В семье разлад, так и дому не рад, – ответила она просто.

Она уехала, потому что ему все равно нечего было сказать; он не мог решиться на развод и совершенно не умел этого скрыть. Разумеется, в глубине души Марина надеялась, что ее ультиматум подтолкнет его к нужным действиям. Заодно она хотела успеть сделать одно важное дело. Пока ехала в автобусе по несколько иному маршруту, чем домой, она вертела в руке смартфон с отчаянным сообщением от Юли:

– Куда же ты пропала? Схожу с ума…

Вот уже показалась знакомая остановка, и Марина выскочила из автобуса и торопливо зашагала в серый панельный дом подруги. Катя вышла из комнаты, поздоровалась и сразу скрылась, как будто стала жутко стесняться других людей. Она стала еще круглее, чем была. Черты лица из-за полноты изменились до неузнаваемости. Антон смотрел телевизор, лежа на диване. Юля что-то готовила на кухне.

– Что делаешь? Поздний ужин? – спросила Марина.

– Какой там, – вздохнула Юля.

«Как же она похудела и, в прямом смысле этого слова, подурнела», – невольно пронеслось у Марины в голове. Легкий халат висел на Юле, как на доске.

– Парю овощи, потом немного обжарю их, самую малость, чтобы повкуснее. Кате голод прибить.

– Бедная, все такой же жор? – Марина вздохнула тоже. – Вам преднизолон уменьшили?

– Нет, после выписки еще больше сделали, – Юля говорила с опущенными глазами. – Мы лежали еще раз на обследовании, белка стало меньше уходить. Врач так орала на меня в последний раз. Там был мальчик в отделении, настолько большой, что уже ходить не мог. Только на каталке. Она кричала: «Вы что, такими хотите стать?» Говорила, что я плохо кормлю Катю, не ограничиваю. А как я кормлю ее? Я уже все перерыла в интернете на эту тему, все только диетическое, никаких быстрых углеводов. С такой пищи не толстеют. И мальчика жалко до безумия, а помочь не можем, и самой страшно, что мы такими станем. Мы прокляты, просто прокляты.

– Это не проклятие! Это… может, врач у вас плохая? Смотри, она и мальчика вылечить не может!

– Врач хорошая, она всей душой болеет за Катю.

– Как говорила Фаина Раневская, если пациент очень хочет жить, то врачи бессильны, – сказала Марина с ухмылкой, – кто ей давал право кричать на тебя? Тебе и так тяжело! – Марина стала возмущаться все больше. – Что у нас за врачи такие? Они считают, что имеют право кричать на родителей, трепать им нервы… Вам такие испытания выпали и без их криков! И потом, она, может, просто не знает, как ее правильно лечить. Очень много у нас, особенно в наших небольших городах, врачей, которые попросту не помнят ничего из того, что проходили в академиях.

– Да что ты такое говоришь, – возразила Юля, – все другие матери в отделении ее хвалят.

– У них, наверное, не такие тяжелые болезни?

– Ну, – неохотно согласилась Юля, – не такие.

– Слушай! – осенило вдруг Марину. – У меня ведь тетя в Германии живет – работает в больнице. Давай я ей отправлю ваши бумаги, пусть посмотрит.

– Ты вроде говорила, что она медсестра? – недоверчиво спросила Юля.

– Мама, – послышался голос Кати. Она заняла весь дверной проем кухни. – Я есть хочу, ну скоро уже? – спросила девочка крайне недовольно.

– Да, конечно, Катенька, садись за стол, – сказала