Любит - не любит - Елена Рахманова

– Вижу, – сказал Максим, обнимая ее, чтобы утихомирить. – Ты самое красивое пугало, которое мне доводилось когда-либо встречать. Прости, что не сразу сказал тебе об этом. А теперь поехали… Да, кстати, дядя Паша терпеть не может прилизанности. Он считает, что у человека во всем, будь то характер, манера поведения, одежда, должна быть живинка.

– А у твоей мамы она есть, эта живинка? – спросила Альбина, скатываясь пять минут спустя по лестнице вслед за Максимом, который решил не ждать лифта, застрявшего где-то на верхних этажах.

– Теперь есть, – заверил ее он.

Это была чистая правда. Вспоминая детские годы или разглядывая старые фотографии, Максим видел свою маму неизменно с волосами собранными в аккуратный пучок, в отглаженных строгих блузках и юбках. А то, что их было раз-два и обчелся, он понял лишь много лет спустя. Но потом в ее жизни появился Павел Николаевич, разлохматил ее и перекособочил на ней одежду, как сказал бы Киря.

Вера Александровна с тех пор свои густые цвета меди волосы небрежно скручивала в жгут и закалывала на затылке «крабом», при этом одна или две прядки как бы случайно выбивались из прически. Поверх брючного костюма она теперь могла надеть длинную безрукавку с ажуром, как у рыбачьего бредня, а у ее платья, по задумке модельера, один бок мог быть короче другого. И как ни странно, Вере Александровне это шло, делая привлекательнее и моложе.

«Да, живинка – это вещь», – поняла Альбина, едва увидев стройную моложавую женщину в лиловом трикотажном платье, со связкой бижутерии из тонких кожаных ремешков и бронзовых подвесок на груди. Рыжий блеск украшений перекликался с рыжими распущенными волосами и играл в светло-карих смеющихся глазах.

За хозяйкой дома возвышался ее супруг – с густой шевелюрой темных, чуть тронутых сединой волос и без галстука. «Похоже, галстуки в этой семье не в почете, – подумала Бина. – Но им идет, по-разному, но определенно идет».

Ритуал знакомства закончился, толком не начавшись.

– Чего торчать в прихожей, – пророкотал Павел Николаевич, – когда о себе можно рассказывать и за столом. Тем более уже все готово. – В его глазах это был веский аргумент.

Путь в несколько шагов от прихожей до комнаты, где был накрыт стол, стал для Альбины знаменательным. Из девушки старшего сына Веры Александровны она как-то незаметно, но необратимо превратилась в близкого человека всей семьи. Свою лепту в это внес Персик.

«Сиамский близнец» Кирюши тут же признал девушку и стал деликатно трогать ее лапкой, прося погладить.

– А я что говорил, – тут же заявил непосредственный младший отпрыск семейства. – Перец разбирается в людях, сто пудов! А вы…

На него тут же цыкнули, однако информацию, видимо, приняли к сведению. «Здесь все просто доверяют друг другу. И если Максим сказал, что я его девушка, они восприняли это как должное и от всего сердца порадовались за него, – подумала Альбина. – А мои анкетные данные их волнуют меньше всего».

Павел Николаевич вел застолье, возможно не так витиевато выражаясь, как кавказский тамада, но атмосфера за столом царила веселая и непринужденная. И вскоре Бина уже жалела, что ничего не сказала родным о будущих изменениях в своей жизни. Как было бы здорово, если бы и они оказались с ними за одним, именно этим столом. Но, как известно, обжегшись на молоке, дуют на воду…

– Да, пока не забыл, мы с Перцем будем вашими свидетелями на свадьбе, – заявил вдруг Киря, прерывая общую беседу.

«Свадьба» – это слово прозвучало в тот вечер впервые, и все за столом неожиданно притихли.

– Вообще-то мы еще не решили… – робко начала Альбина, которая вдруг почувствовала себя самозванкой, поставившей в неловкую ситуацию милых и гостеприимных людей.

А тут еще Максим подхватил ее фразу:

– Вот-вот, не решили. Так что не суетись раньше времени, малыш… Может, у нас и другие кандидатуры имеются. Правда, Бина?

Та, в полной растерянности, лишь неубедительно кивнула.

– Перец, нас с тобой тут не уважают, – с видом оскорбленного достоинства произнес Кирилл.

И Персик – на этот раз без банданы, но с шерстью, торчащей на голове наподобие игл дикобраза, – оторвался от блюдца с чаем и недоуменно посмотрел на хозяина.

– Ты слышал, у них есть кандидатуры получше нас с тобой? Ну, родственничков Бог послал. – И Киря нарочито обиженно засопел.

Пес сначала облизнул усыпанную крошками печенья морду, затем принялся по-собачьи утешать своего хозяина. Выглядело это умилительно и жалостливо одновременно, хотя было ясно, что оба дурачатся.

– Да пошутил я, – рассмеялся Максим. – Куда ж мы без вас!

Кирилл мгновенно сменил огорченное выражение лица на торжествующее и озабоченно воскликнул:

– Тогда Перцу надо будет непременно купить фрак или смокинг. Что мы, хуже других?

Но ни фрака, ни смокинга Персику, увы, не купили – фигура оказалась нестандартная. А шить выходило очень дорого. Все равно полтора месяца спустя, на церемонии бракосочетания, он выглядел самым чопорным и великосветским – с черным галстуком-бабочкой на шее и с бутоньеркой за ухом. Тщательно вымытые и расчесанные светлые завитки пушистым облаком окружали его.

Это уже потом, в ресторане, с шерстью, распавшейся на голове на прямой пробор, без розочки и со съехавшей на сторону бабочкой Персик напоминал подгулявшего приказчика из галантерейной лавки. Он явно чувствовал себя виновником торжества и «пошел по рукам», с видимым удовольствием путешествуя от одного гостя к другому. Под конец его с трудом отыскали среди груды подарков и букетов. Вымотанный до предела оказанным ему вниманием и объевшийся тем, что есть собакам не положено, пес спал без задних и передних ног на коробке с богемским стеклом.

– У нас врожденное чутье на моду и качество, – не без гордости заметил Кирилл, бережно, чтобы не разбудить, беря Персика на руки.

Наступила церемония прощания, когда кучка наиболее близких друзей и родственников с обеих сторон, усталых, переполненных эмоциями и хорошим алкоголем, братаются, клянутся не далее как в следующие выходные встретиться вновь и не понимают, как могли жить, не подозревая о существовании друг друга.

Матери молодых тут же нашли массу общих интересов, например в области выращивания клематисов на садовом участке, а отцы демонстрировали один другому, как надо подсекать щуку, чтобы та не сорвалась. При этом все опасались, как бы Павел Николаевич, делающий рискованные спиралевидные движения всем своим объемистым телом, не сшиб ненароком в вестибюле ресторана бра с цветными хрустальными подвесками.

Пребывающая в состоянии эйфории от красивого праздника и восхищенная туалетом невесты двоюродная сестра Максима Анюта во всеуслышание заявила, что тоже хочет выйти замуж, и как можно скорее. К тому же отбитый в нешуточной схватке букет невесты предопределил подобное настроение. Не отходящий от нее ни на шаг долговязый парень по имени Слава – давний воздыхатель, отчаявшийся услышать заветное «да», – после этих слов перестал, кажется, дышать, боясь спугнуть свое счастье.