Я - книга - Алексей Самойлов

— Ты свободен.

Иуда бросился в ноги нашему Учителю и услышал:

— В раю нет места греху и спасению.

Затем Иисус подошёл к кресту и с помощью солдат водрузил его на спину. Никто из римлян не осмелился даже пальцем его тронуть, зато Иуду грубо толкнули в толпу со словами:

— Заберите своего предателя!

— Надо помочь ему! Его растерзает толпа! — сказала я Фоме.

— Ты права.

Я спрыгнула с плеч своего брата и устремилась за ним. Фома распихивал находящихся в недоумении и шоке горожан. Я прорывалась за ним, и буквально через несколько секунд мы оказались около места расправы над Иудой. Фома неожиданно резко остановился, и я по инерции врезалась в его широкую спину. Выглянув из-за неё, я услышала:

— Анна, не верь своим глазам!

Я увидела и… не поверила. Пару минут назад, когда на глазах у всех Учитель принял крест Иуды, я была шокирована — как и остальные обыватели. Но сейчас… сейчас толпа находилась в счастливом неведении относительно творящих самосуд десяти мужчин, и только мы с Фомой окончательно потеряли дар речи, а я к тому же — ещё и дар слуха.

Тем не менее Фома говорил, вернее, цитировал нашего Учителя:

— Люди! Вы не ведаете, что творите! Не судите да не судимы будете! Опомнитесь, заблудшие! Остановитесь на мгновение! Убедитесь — ваш разум не повинуется душе вашей!

Андрей, Пётр и ещё восемь учеников наконец, услышали Фому, перестали избивать Иуду длинными палками и обратили на нас внимание.

— Из-за этой трусливой собаки погибнет наш Учитель! — крикнул Матвей.

— Богу богово, а предателю предателево! — согласился Яков.

— Иди домой, Фома! Ты всегда во всём сомневался, и даже сейчас не поддерживаешь нас! — обвинил Симон.

— Стойте, братья… — неожиданно прошептал Иуда, и все притихли, только Андрей недоверчиво пробормотал:

— Сейчас каяться начнёт.

— Прежде чем вы забьёте меня до смерти, я хочу, чтобы вы знали правду, — Иуда поднялся на колени и вытер рваным рукавом хитона кровь с лица. — Я не предавал нашего Учителя. Но я знаю имя предателя.

— Говори, Иуда! — приказал Пётр.

— Нет! Ни под какими пытками вы не узнаете. Можете убить меня!

— А, по-моему, всё ясно, — сказал Андрей. — Предатель может быть только один. Эй, Фома! А ну-ка покажи того, кто прячется за тобой!

Я оторопела и постаралась вжаться в широкую спину брата.

— Ага, смотри, как Иуда занервничал! Угадал ты, Андрей! — это были слова Матвея.

— Фома… — прошептала я.

— Стойте, братья! Учитель не знал, что Иуда взял её вину на себя! Необходимо сообщить ему об этом! — неожиданно нашёлся Яков.

— А я к Пилату, — заявил Пётр и бросился бежать.

— Фома…

Фома смотрел мне прямо в глаза. Его чистый, искрений, солнечный взгляд… я не могла выдержать и расплакалась.

— Это правда, Анна?

Это правда, Анна.

Я не могла его предать! Не могла, не могла, не могла! Я кричала это изо всех своих некнижных сил, но Читатель, чей взгляд остриём иглы вонзался в страницы, больше не слышал. Внешне он чем-то напоминал Учителя, и может, поэтому я так хотела до него докричаться, ещё не зная, что уже сделала это.

Григорий закрыл меня, но не отложил в сторону, а задержал в руках. Он закрыл меня совсем и не воспользовался закладкой, из чего логически следовало, что он прочитал весь Текст от начала до конца, не прерываясь. Впрочем, я чувствовала это и так, а когда я что-то чувствовала, то не нуждалась ни в каких доказательствах.

Пытаясь вернуться в реальный мир, я несколько раз открыла и закрыла глаза, включила и выключила слух, сделала пару дыхательных упражнений книгаямы. Но это не слишком помогло: мои обложка и страницы пылали жаром, моя аура излучала видимый бледно-фиолетовый свет, а желание встать на ноги, побежать, найти Учителя и всё ему рассказать было настолько сильным, что меня сотрясала крупная дрожь, моментально передавшаяся рукам Григория. А ещё беспокоил неожиданный полёт души в тело американской Книги, который, как мне казалось, не имел ничего общего с увиденным мною в Иерусалиме.

Всё это не шло ни в какое сравнение с прошлыми опытами чтения. Видения при общении с Сержем были прекрасными, но обрывочными и мало понятными. Николай и Леночка дали мне неповторимый нужный опыт — но то, что я пережила сегодня, было просто фантастикой! Необъяснимой, немыслимой, несусветной, сумасшедшей фантастикой… по ощущениям.

Наконец Григорий положил меня на мягкий матрас, встал, подошёл к распахнутому окну и закурил. Четвёртый Читатель… Сказать, что я уже влюбилась в него — зачем?! Сказать, что я хотела ещё… может быть, не ощущений, но озарения — зачем?! Почти все ответы на свои вопросы я уже получила. Осталось всего ничего — ВСПОМНИТЬ их.

Я горела, пылала, пламенела и разваливалась на куски. Душа… явственно ощущалась отдельно от тела, а тело перестало понимать, что у него есть душа и что только благодаря душе оно существует. Сознание раздваивалось: его старая часть оставалась где-то между страничек, а новая — наполняла эту комнату собою, и это разделение причиняло невыносимо сладкую боль. Поток слёз медленно и верно подмывал плотину прошлых знаний и, наконец, прорвал её. С огромным наслаждением я разрыдалась — громко и радостно, стараясь не смотреть на Григория и очищаясь от накопившихся эмоциональных привязок к своему телу.

Какая же я Книга, Типограф всех нас раздери?! Неужели все Книги до сих пор не поняли?! Это же так… просто! Это так безумно просто почувствовать и понять! Кто внушил нам, что мы — Книги?! Кто этот несчастный, недалёкий, примитивный, глупый Идиот?! Эх, вот бы встретить его и рассказать ему ВСЁ! Как же хочется вернуться в Библиотеку к своим и обрадовать их! Жаль, что я почти не владею телепатией, а они — не мои сёстры! Эх, ну ладно… скоро Григорий вернёт меня… но это значит, он больше не будет меня читать? Хотя… что значит больше не будет? Меня ещё никто не читал дважды, а по опыту друзей, один и тот же человек может быть двумя разными Читателями! Может быть, Григорий успеет прочитать меня ещё раз перед тем, как возвращать в Библиотеку?..

Я плакала и понимала, как же это нелепо и смешно — отождествлять себя с Книгой! Я плакала от боли этого отождествления и смеялась от его глупости. Я не могла управлять своими эмоциями и, наверно, залила библейскими слезами весь Мухоморов матрас…

Мне приснилась любимая подруга Апологетика, рассказывающая старую байку про Книгу, известную среди людей как Библия. В книжном мире существует масса выдуманных историй про неё, и одна из них, достаточно страшная, чтобы быть ложью, объясняет, почему Библия вечно плачет, но никто никогда не видит её слёз.

Старые мудрые Книги говорят, что Библия — единственная Книга, у которой на самом деле нет Автора. Помимо неё существует много Книг, считающих так же и отказывающихся от своих Авторов, но все эти Книги — всего лишь глупые и завистливые Существа, пытающиеся казаться особенными. А поскольку у Книги по имени Библия нет Автора, то, собственно, самой Книги не существует в природе. А все существующие наяву Книги, на обложках которых написано это имя, есть не что иное, как порождения Типографов, Книги без Текста, а значит, и без Литературного Произведения. Быть такой Книгой — великое несчастье, именно поэтому Библия вечно плачет, так как она не может прекратить ужасные муки своих сестёр. Но никто не может увидеть этих слёз — ведь Библии на самом деле не существует.