Братство Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

— А я не очень, учитывая обстоятельства, — возразил я. Этот человек уже успел утомить меня.

— Это шутка? — грозно вопросил немец, вперив в меня пронизывающий взгляд.

— Пожалуй, нет. — С каждой новой репликой моя усталость возрастала. — В Люксембурге на меня напали двое.

— Напали? — воскликнул Дортмундер. — Кто они были?

— Понятия не имею. Они мне не представились, а сразу же попытались убить.

— И что с ними случилось? — последовал требовательный вопрос.

— Они не справились со своим заданием, — пояснил я. Не знаю почему, но мне совершенно не хотелось рассказывать этому грубияну о люксембургском происшествии. Тем более у меня не лежала душа говорить о том, как я убил одного из врагов.

— Очень удачно, — заметил Дортмундер. — Мы должны побыстрее уехать, пока на вас не обратили внимания. — Он повернулся, и я заметил в кармане его сюртука пистолет. — Это все ваши вещи? Одна эта сумка? — указал он на мой саквояж.

— Да, — отрезал я, поднявшись, и, подхватив свой жалкий багаж, добавил по-английски: — Веди, Макдуфф.

Герр Дортмундер, может быть, и понял мои последние слова, но явно не нашёл в них ничего смешного. Взглянув на меня со злобной гримасой, он направился за мной к выходу с вокзала, где стояли наёмные и частные экипажи, и подвёл меня к крытой коляске, запряжённой парой крепких тёмно-карих лошадей незнакомой мне породы.

— Поставьте сумку под ноги, — посоветовал мой провожатый и, остановившись, обменялся с возницей какими-то знаками. — Этот человек немой, — пояснил он, забираясь вслед за мной в экипаж.

— Бедняга, — автоматически посочувствовал я. — Куда мы едем?

— Скоро узнаете, — бросил Дортмундер после паузы, когда коляска влилась в поток экипажей, удалявшихся от вокзала. — Мы приедем не скоро, поэтому вы можете расположиться поудобнее.

Погода в этот день стояла неустойчивая: солнце, то и дело проглядывая сквозь рассеянную завесу облаков, грело довольно сильно, но в тени было холодно. Я почувствовал, что мои щёки порозовели, а кожа сделалась тугой из-за порывов холодного ветра. Я старался не дать страху овладеть мной, но всё же мне казалось, что весь окружающий мир сожалеет о моём незавидном положении и пытается предостеречь меня. Я откинулся на невысокую мягкую спинку сиденья. Не обменявшись ни единым словом, мы выехали из города и так же молча поехали по сельской дороге.

Время уже перевалило далеко за полдень, когда мы остановились, чтобы поесть в деревенском трактире. Нам подали вкусную острую колбасу, сыр, хлеб и, чтобы запить всё это, по большой кружке немецкого пива с высокими шапками пены. Герр Дортмундер размеренными механическими движениями клал пищу в рот и пережёвывал, ничем не выдавая своего отношения к блюдам. Во время обеда мы обменялись не более чем дюжиной слов. Учитывая громоздкость немецкого языка, легко понять, как мало можно было сказать за нашей, так сказать, беседой. Покончив с трапезой, мы вернулись в коляску, и лошади бодрой рысью побежали по дороге. Примерно через час возница повернул упряжку, и мы съехали с проезжего тракта на узенькую колею. Она, извиваясь, вела к дубовой роще, над которой возвышались кроны нескольких сосен. Герр Дортмундер ничего по этому поводу не сказал, а я не стал задавать вопросов, опасаясь невольно навлечь громы и молнии на голову немого. Ещё через четверть часа впереди показались неясные очертания большого сельского дома; именно такие строения немцы, по-моему, называли замками. Здание пряталось за деревьями, и я решил, что оно было построено давно и рассчитано на то, чтобы выдержать осаду: ведь в то совсем недавнее время, когда Германия представляла собой скопище мелких княжеств, постоянно воевавших друг с другом, налёты на соседей были обычным делом. Когда мы подъехали поближе, моё представление подтвердилось. Замок оказался значительно больше, чем виделся издали. Видимо, здесь до сих пор не жаловали незваных гостей, ибо мост был поднят, а ворота, к которым он вёл, заслоняла массивная подъёмная решётка-портикул. Мост опустили, а портикул подняли, когда коляска остановилась на краю рва. Над воротами замка, в арочной нише, была высечена эмблема: египетское око.

Первое, что я увидел за стеной, были стоявшие в строю люди, вооружённые на манер трёхсотлетней давности копьями и арбалетами. Но на поясах у них висели вполне современные пистолеты. Они молча смотрели, как наша коляска въезжала во двор. Переведя взгляд на возницу, я заметил, что он знаком подозвал двоих стражей, чтобы те приняли лошадей. Хотя на воинах не было никакой униформы, вблизи они казались бывалыми солдатами. Этот замок, очевидно, был воинским станом, а я был вражеским лазутчиком. Блокноты в саквояже, казалось, вот-вот вспыхнут ярким пламенем.

— Можете сойти, мистер Джеффрис, — нарушил молчание Дортмундер. — Думаю, будет лучше, если вы сами понесёте свои вещи. У нас здесь очень мало слуг.

Возликовав в душе, я покорно вылез из коляски. Отдать саквояж в чужие руки мне хотелось бы меньше всего на свете.

Несмотря на большое искушение, я удержался и не стал внимательно рассматривать окружающих, понимая, что здесь не одобряют излишнего любопытства. Наверно, герр Дортмундер укажет дорогу, подумал я.

— Идите за мной, — словно угадав мои мысли, приказал тот и рванул тяжёлую дубовую дверь в стене. — Держитесь вплотную ко мне. Если отойдёте в сторону, вас застрелят.

После этих вселяющих бодрость слов я последовал за ним, стараясь на ходу незаметно осмотреть помещение.

Миновав просторный вестибюль, мы оказались в коридоре с каменными стенами, который вёл в самое сердце замка: баронский парадный зал с высоким камином, в котором пылало несколько толстых поленьев. Над камином я увидел ещё одно изображение египетского ока. Стены украшали щиты с гербами, принадлежавшие, как мне показалось, фамилиям немецких правителей, властвовавших в Европе. Здесь был чёрный с золотом ромб старинных князей Вюртемберга, рядом с ними алое и серебряное поля Австрии обок с разделённым на четыре части гербом Венгрии. За ними виднелся прусский чёрный орёл и три увенчанные коронами львиные головы Далмации. Не сразу я заметил, что в этих гербах не так, но вскоре понял, что все они висят вверх ногами. Это не было случайной ошибкой, нет, это было святилище, где молились за посрамление этих царствующих домов.

Герр Дортмундер остановился и жестом приказал мне сесть. Я послушно опустился на редкостно неудобный деревянный стул с высокой прямой спинкой.

Мы пробыли в этом зале больше часа. Мой неприятный спутник время от времени прохаживался по залу, всякий раз задерживаясь перед бушующим в очаге пламенем. Руки он держал за спиной, и его неприветливый облик был под стать каменным стенам замка.

Я убивал время, пытаясь определить принадлежность остальных висевших вверх ногами гербов. Золотая коза с алыми рогами и копытами, на лазурном фоне, принадлежала, скорее всего, маркграфу Истрийскому, а вот другая коза удивила меня: стройная серебряная фигурка, стоявшая на задних ногах в языках пламени, на зелёном фоне. Незнакомым был и герб с изображением алого поля, напоминавшего цветом английский штандарт или мантию епископа, на серебряном фоне. Да и чёрную бычью голову на фоне двухцветной лазурной и алой вертикальной полосы я тоже никогда не видел. Руку с кривым симитаром, торчащую из облаков, я после недолгих раздумий приписал Боснии и Герцеговине.