Братство Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

— Отличный выбор, сэр, — довольно заметил он. — Может быть, вы подберёте себе и новый жилет?

— Почему бы и нет? — улыбнулся я.

Жилетов было много, копаться в них было интересно. Жилет, отвечавший моему собственному, довольно консервативному вкусу, я не взял: такой выбор оказался бы странным для Августа Джеффриса. Поэтому я остановился на парчовом жилете, украшенном рыжевато-коричневыми увядшими листьями.

— Бесконечно благодарен вам, дружище, — промолвил я, вновь снимая сюртук, чтобы надеть новый жилет. — Он мне прекрасно подойдёт. К тому же он куда лучше того, что был у меня прежде. Думаю, что среди такого изобилия ваш хозяин не заметит пропажи двух предметов, — добавил я, окинув взглядом вешалки.

— Я тоже надеюсь на это, — хохотнул портье.

— Во всяком случае, вы оказали мне величайшую любезность, — заметил я, подавив порыв дать моему благодетелю монету-другую за хлопоты. — Мне было необыкновенно приятно встретиться с таким гостеприимством.

— Рад был услужить вам, мистер Джеффрис, — ответил тот. Он не забыл запереть дверь на два оборота ключа и только после этого препроводил меня в вестибюль.

— Вы возьмёте экипаж до станции?

— Нет, лучше пройдусь, здесь недалеко, — ответил я, взяв саквояж.

Я надеялся, что прогулка немного взбодрит меня. Однако мне вовсе не хотелось идти к станции по длинной аллее вдоль ущелья. Я решил даже не смотреть в сторону обрыва, чтобы случайно не увидеть чего-нибудь ужасного.

Сразу же по прибытии на вокзал я узнал, что поезд на Мангейм опаздывает и до отправления ещё больше часа. Вновь спросив у почтмейстера, нет ли чего-нибудь для меня, я вновь получил отрицательный ответ. С гнетущим чувством покорности судьбе я послал очередную телеграмму. Почему мистер Холмс ничего не прислал? Он же сам сообщил, что здесь меня будет ждать письмо. Но, как ни странно, отсутствие корреспонденции для меня несколько уменьшило охватившую было меня тревогу. Купив позавчерашнюю мюнхенскую газету, я погрузился в чтение, старательно пряча за листом свою избитую физиономию и пытаясь окончательно успокоиться. Я прочёл газету от корки до корки, в том числе и известие о том, что в мюнхенский зоосад привезли пару молодых жирафов и восхищённые жители устроили нечто вроде массовых гуляний.

Когда в конце концов поезд, окутанный паром, ввалился на станцию, произошла короткая всеобщая суматоха, и через несколько минут я оказался в тесно забитом купе. Все пассажиры скрылись за раскрытыми газетами. Я решил последовать общему примеру и снова погрузился в немецкие новости, а поезд между тем со скрипом и стуком спешил в Мангейм.

Когда через три часа мы прибыли туда, оказалось, что поезд на Вюрцбург, которым мне следовало воспользоваться, только что ушёл. Следуя полученным от агента мистера Викерса указаниям, я мог отправиться ближайшим поездом. Согласно расписанию он должен был отходить через сорок минут в Нюрнберг и прибыть на место назначения около полуночи. Этого города не было в полученных мною указаниях, но я счёл целесообразным несколько изменить свой маршрут, чтобы не слишком сильно опоздать в Аугсбург. Мой ограниченный, но поучительный опыт общения с Братством подсказывал, что его члены скорее закроют глаза на отклонение от предписанного маршрута, чем спустят необоснованное, по их мнению, опоздание. Поэтому уже через несколько минут я отправлял телеграмму Джеймсу: «Буду в Нюрнберге поздно ночью, завтра утром прибуду в Аугсбург. Не получил обещанных документов. Беспокоит отсутствие информации. Должен знать, как движутся дела по известному вам вопросу».

Я надеялся, что такой текст не выйдет за пределы правил, разработанных Майкрофтом Холмсом, настолько, чтобы тот не смог бы простить меня. Купив билет второго класса до Нюрнберга и ещё один от Нюрнберга до Аугсбурга на следующее утро, я принялся дожидаться поезда.

Этот короткий переезд был очень неудобным, но зато прошёл без всяких происшествий. Старые деревянные сиденья в вагоне так и норовили вогнать занозы в задницы и ладони пассажиров, а поезд помогал им в этом, непрерывно дёргаясь и вихляясь в движении на юго-восток. Высадившись в Нюрнберге, я чувствовал себя таким несчастным, словно заболел тяжёлым гриппом.

Только две гостиницы выказали готовность принять запоздалых путешественников, так что всем сошедшим с поезда приезжим пришлось выбирать между старинным закопчённым постоялым двором и новенькой таверной при столь же древней пивоварне. Там была дюжина каморок, в которых могли заночевать путники или те из посетителей, кого излишек выпитого пива лишил возможности добраться до дому. Я выбрал постоялый двор, исходя из двух соображений. Во-первых, здесь было дешевле, а во-вторых, Джеффрис обязательно должен был предпочесть старое новому. Когда я неохотно вошёл в зал, служанка тут же предложила мне комнату для ночлега и пообещала, что рано утром, до семи часов, я смогу получить горячий шоколад и пирожное.

— У вас такой ужасный ушиб на лице, — заметила она, провожая меня на второй этаж.

— Случайности путешествия, — ответил я по-немецки с сильнейшим английским акцентом. Должен признаться, что мне пришлось немало потрудиться для того, чтобы испортить свою немецкую речь.

— Оно и видно, — сказала служанка, с любопытством разглядывая меня. — Вы хотите ночевать в одиночестве?

Учитывая характер заведения, подобного предложения следовало ожидать. Постаравшись не проявить удивления, я спокойно ответил, что в другой раз наверняка предпочёл бы провести ночь в её компании, но сейчас я хочу только лечь на что-нибудь неподвижное и заснуть.

Девушка подмигнула, рассмеявшись, и распахнула передо мной дверь в комнату, в которой не было ничего, кроме единственного высокого узкого окошка, кровати, туалетного столика и умывальника. В воздухе стоял слабый, но стойкий запах солода и ячменя.

— Если вы передумаете, то знайте, что я буду на месте ещё два часа.

Я положил девушке в ладонь несколько мелких монеток (просто не смог придумать другого ответа) и закрыл дверь, не забыв задвинуть засов. Мне вовсе не хотелось, чтобы этой ночью меня беспокоили.

Но, несмотря на то, что я весь день мечтал лечь и заснуть, сон не шёл ко мне. Слишком уж много неясного накопилось у меня за последние несколько дней. Что на самом деле представляли собой те дела, в которые я вмешался по поручению Майкрофта Холмса? Когда всё начиналось, я и подумать не мог, какие опасности меня ожидают. Теперь, измученный, с натянутыми нервами, я подумал, что патрон дал мне слишком тяжёлое поручение. Соглашение или не соглашение, ворчал я про себя, но меня-то послали, как барана на бойню. Вновь пришло в голову чудесное избавление от смерти в Люксембурге, убитый мною враг, загадочная гибель второго, и по моему телу пробежала дрожь. Я попытался убедить себя, что тревоги порождены по большей части усталостью и болью в раненом боку, а не какими-то реальными обстоятельствами. В конце концов мне удалось настолько успокоиться, что я смог заснуть, и трепет, который я сдерживал, вновь отбиваясь от врагов над обрывом, врывался в мои сновидения.