Французская рапсодия - Антуан Лорен

– За что? – тихо спросила Беранжера, но ЖБМ не ответил на ее вопрос и лишь твердил:

– Прости, прости за все…

Он вдруг понял, что дико устал.

– А вам обязательно возвращаться в Париж? – спросила Беранжера. – Если хотите, оставайтесь ночевать. У меня есть свободные комнаты.

ЖБМ посмотрел на Аврору. Они подумали об одном и том же. Бланш улетела в Нью-Йорк. Рейс длится семь часов, значит, она еще не приземлилась. Вряд ли она станет звонить ему сегодня. Следовательно, она никогда не узнает об их внезапной поездке в Бургундию.

– Мы остаемся, – решительно сказал ЖБМ.

Виноградники утопали в тумане. Он искал каменный крест, воздвигнутый на границе виноградников Романэ-Конти. Беранжера сказала, что он стоит «в самом конце улицы Потерянного Времени, но по ней можно не идти, лучше срезать напрямик».

– Ты так уверена, что мне не следует идти по улице Потерянного Времени? – с улыбкой спросил ЖБМ.

* * *

Он остановился и огляделся. В пяти метрах ничего не было видно.

– Все на свете есть смешение стихий, – пробормотал ЖБМ, вспомнив слова, которые часто цитировал Пьер: «Я нахожусь в оке циклона; неба больше нет, стихии смешались; вокруг меня водяные горы». Это была последняя радиограмма, которую Ален Кола отправил в четыре часа утра 16 ноября 1978 года с борта тримарана «Манурева» на широте Азорских островов.

В ту зиму ЖБМ с братом внимательно следили за отважной гонкой моряка и его трагическим исчезновением. Спасатели на протяжении нескольких недель искали следы его судна, но так ничего и не нашли. Пьер в те дни без конца вспоминал об одном судьбоносном, по его словам, обстоятельстве: у Алена Кола не оказалось с собой аварийного радиомаяка – прибора, излучающего на международной частоте сигнал, который в течение трех суток могут ловить самолеты и корабли. Перед выходом в море он попросту забыл его в сумке, оставшейся дома, на набережной Вобан в Сан-Мало.

* * *

ЖБМ засомневался, идти вперед или свернуть направо, к виноградникам, когда из тумана выскользнула низенькая тень. Это была небольшая собака. ЖБМ пригляделся: у нее не хватало передней лапы. Он поставил на землю сумку, присел на корточки и протянул к собаке руку, которую та немедленно облизала. Несмотря на увечье, на ногах она держалась вполне уверенно. ЖБМ погладил псину за ушами.

– Что с тобой приключилось, дружище?

Псина радостно загавкала – так умеют лаять только мелкие собаки, довольные жизнью.

– А я заблудился, – сказал ей ЖБМ. – Мне надо к Романэ-Конти… Может, проводишь меня до своего дома?

Собака еще пару раз гавкнула и вприпрыжку двинулась сквозь туман по тропинке вдоль виноградника. ЖБМ следовал за ней. Так они шли около минуты, когда собака остановилась, присела на задние лапы и, свесив язык, уставилась на ЖБМ. Подул легкий ветерок, и ЖБМ не столько увидел, сколько угадал в нескольких метрах впереди величественный силуэт каменного креста, воздвигнутого шестью веками раньше на границе знаменитого виноградника Романэ-Конти.

– Спасибо, приятель, – сказал ЖБМ и погладил собаку по спине.

Каменный крест, виноградник, долина… Пейзаж, не изменившийся со времен Карла VII.

* * *

– Вы нашли Джимми…

ЖБМ обернулся. Из тумана выступила Аврора.

– …Он местный, – сказала она. – Знает здесь все тропинки.

Она наклонилась к Джимми, который бешено завилял хвостом.

– А ты нашла меня, – добавил ЖБМ.

– Да, – улыбнулась Аврора. – Я твой трехногий пес.

– Нет. Ты моя любимая дочь.

Они немного помолчали. Аврора указала глазами на сумку:

– Он говорил про «красивое историческое место»?

– Да. Это оно и есть?

– Это оно и есть.

ЖБМ нагнулся, расстегнул молнию, достал из сумки урну и осторожно открутил крышку. Аврора отступила на шаг и выпрямилась. Псина сидела, внимательно наблюдая за происходящим.

– Давай подойдем поближе к винограднику, – предложил ЖБМ. – Пьер будет в своей стихии.

Они сделали по три шага вперед, собака за ними. Она снова села. Ветер подул сильнее, слегка разогнав туман. Аврора перекрестилась. ЖБМ вытянул руки и наклонил урну. Луч солнца осветил частички пепла, поднятые ветром; они заплясали вокруг креста и унеслись дальше, к виноградникам. ЖБМ постучал по дну урны, вытряхивая последние остатки праха, когда-то бывшего антикваром. Он поставил опустевшую урну у подножия креста и подошел к Авроре. Туман таял на глазах. ЖБМ, Аврора и собака долго стояли молча, глядя на окружающий пейзаж. Через некоторое время Джимми гавкнул.

– Церемония окончена, – сказал ЖБМ.

Сторож сада Тюильри Карим оторвал взгляд от газеты «Экип» и посмотрел на Bubble. Со стороны инсталляции доносились женские крики. Опять этот тип, подумал он. В сад регулярно захаживал эксгибиционист в плаще, любивший демонстрировать свое хозяйство прогуливающимся дамам. При виде Карима он спешил удрать, а когда тот его догонял, умолял не звать полицию и даже предлагал ему деньги. Карим пригляделся, но знакомого силуэта не заметил. Зато заметил какую-то возню возле основания надувной скульптуры. Он встал со стула, уронив газету на землю.

– Разойдись! – крикнул он и дунул в свисток. – Move, move, go away! – добавил он по-английски.

Но посетители, как французы, так и иностранцы, разбежались в стороны, не дожидаясь его сигнала. Карим схватил переговорное устройство.

– Говорит Карим, главный вход. У меня проблема. Большая проблема.

– Что там у тебя, Карим? – голос доносился сквозь треск помех.

– Крысы! Понятия не имею, откуда они взялись, но их тут десятки. И все тусуются вокруг инсталляции.

– Что ты несешь?

– Я ничего не несу! Приходите и сами посмотрите! Ох, сколько же их тут!

И правда, вокруг бассейна собралось не меньше сотни грызунов, выстроившихся в боевые шеренги. Какой-то смелый турист подошел к их рядам с айфоном наперевес, намереваясь сделать снимок, но крысы при его приближении ощерились.

– Назад! Get out! Get Out!

Карим впервые видел, чтобы крысы вели себя столь агрессивно. Одна из них вскочила туристу на ногу и, цепляясь когтями за одежду, начала карабкаться наверх, норовя добраться до его лица. Мужчина отпрыгнул и под громкие вопли своей жены принялся беспорядочно размахивать руками, пока не стряхнул крысу, которая как ни в чем не бывало вернулась к своим товаркам.

– Вы не ранены? – спросил Карим мужчину. Тот стоял рядом с женой и детьми, ощупывая свое лицо.

– No! Va bene, ma que succeso qui?[6] – ответил тот и гадливо сморщился.