Скинхед - Наталья Нечаева

— Здорово, Рим! — подошел к ним невысокий крепыш в камуфляжной майке. На его до блеска выбритом, будто залакированном, черепе синели знакомые английские буквы: «I'll kill you».

— Новенького привел?

Сарычев кивнул.

Подтянулись остальные, человек десять — двенадцать, короче, толпа. За руку здоровались с Серегой, внимательно обшаривали глазами Ваню. По возрасту, как определилось, присутствующие были вроде их одногодки. Может, кто чуть младше, кто чуть старше. Все как на подбор бритые или совсем коротко, типа Сереги, как его тут зовут — Рима, острижены. У каждого — татуировка, а то и не одна. Накачанные, спортивные, совсем как ребята у них в секции, только очень серьезные: никто не улыбается…

— Русский? — спросил у Вани рыжий веснушчатый коротышка.

Он кивнул.

— Фамилия как?

— Баязитов.

— Как? — На него уставились несколько пар жестких острых глаз. — Баязитов и — русский? Ты кого привел? — повернулся к Риму рослый белобровый качок, весь в татуировках и тяжелых металлических цепях, — видимо, старший. Он, кстати, и по возрасту отличался от остальных. Лицо такое, будто ему уже лет двадцать пять, не меньше.

Почему-то Ваня сообразил сразу, что именно их всех так насторожило.

— Да это я по отчиму Баязитов, — пояснил он. — А на самом деле — Ватрушев.

— А отчим кто? Чурка?

— Татарин… был, — пожал плечами Ваня. — Пришили его.

— Жалел?

— Еще чего! Этого урода…

— А чего мать за него вышла? Любила? — продолжал допытываться татуированный.

— Беременная была…

— Вот! — довольно осклабился старший. — Живой пример. Насилуют наших женщин, брюхатят, а потом… Чего погоняло не сменишь? — в упор взглянул он на Ваню. — С таким ходить не западло?

— Уж меняю, — соврал вдруг Ваня. — Скоро паспорт на Ватрушева будет.

— А вообще как к чуркам относишься? — подобрел белобровый.

Вопрос поставил Ваню в тупик. Отчима он ненавидел совсем не за то, что тот родился татарином, а за то, что был по жизни натуральным козлом. Другие чурки Ваню никогда не волновали. Национальностью друзей он вообще не интересовался, над материными страхами в отношении кавказцев открыто потешался. Даже тот, который чуть не убил Бимку, был для Вани гадом, сволочью, подонком, но — без национальности. Однако тут — Ваня чувствовал — требовался жесткий и однозначный ответ. Мужской. И Серега Сарычев смотрел на него с выжидательным прищуром, типа: вопрос не для детского сада!

— Понаехали, блин, — выдохнул Ваня презрительную фразу, которую слышал в день по десять раз: в трамвае, метро, булочной. — Плюнуть некуда.

Чего сказать больше, он не придумал, но, как выяснилось, и этого вполне хватило, потому что тут же раздался общий одобрительный гул и все как-то сразу расслабились.

— Правильно мыслишь, — кивнул белобровый. — Пришел по адресу. Спортом интересуешься?

— КМС по боксу..

— Молоток. Нам подготовленные бойцы нужны. Рим, возьмешь над ним шефство. Ну, там, с литературой познакомишь, о нашей деятельности расскажешь. Имя есть?

— Иван… — пожал плечами новичок.

— Да не свое, конспиративное. Мы же в оппозиции, понимать надо. Я, например, Борман.

— Есть! — обрадовался Ваня, вспомнив свое школьное прозвище, которым его наградил учитель физики, когда во время урока в него, отвечающего у доски, кто-то пульнул огрызком яблока. — Ньютон!

— Ньютон? Прикольно. Не жид, случаем? — насторожился главный.

— Нет, — хихикнул кто-то из парней, — ученый, старый, седой такой, ариец. Законы всякие умные придумывал.

— Законы — это хорошо, — кивнул татуированный. — За Россию для русских сражаться готов? — снова пристально взглянул он на Ваню. — Стать чистильщиком, санитаром?

— Кем? — не понял Ваня.

— Солдатом расовой войны? Воином-освободителем? Уничтожать черную нечисть и возрождать великую Россию?

От этих прочувствованных и суровых слов Ваня чуточку оробел, поскольку никогда раньше никто к нему с подобным не обращался, но тут же взял в себя в руки и почему-то вытянулся по стойке «смирно»:

— Всегда готов!

* * *

Ну что там у нас сенаторы? — Стыров потер сухие горячие руки и нажал кнопку телевизионного пульта. — Устрашились коричневой чумы?

«Закон прошел единогласное одобрение Верхней палаты, — радостно доложила красивая дикторша. — Уже сегодня этот акт будет направлен на утверждение Президенту Российской Федерации».

— Ну вот же! — довольно хмыкнул Стыров. — Можете, когда захотите! Что там у нас для главы государства приготовлено? Хорошие пугалки, яркие.

— Он с удовольствием вгляделся в цветные фотографии плакатов, с которых кричащими буквами вопила надпись: «Смерть жидам!»

— Сколько их будет? — Полковник заглянул в сопроводиловку. — Черт, не многовато ли? Хотя если иметь в виду российские расстояния… Значит, появятся эти живописные заминированные полотна уже послезавтра, сразу от Калининграда до Сахалина. Гуд!

Он еще раз внимательно вгляделся в фотографии, пытаясь понять, что именно не давало глазам отлепиться от снимков.

Какая-то лажа. В чем? Фон? Хороший фон, правильный. Текст? Корявые размашистые буквы, будто чертила яростная мстительная рука.

Буквы…

Вот! Ну, конечно! Профи, твою мать! Ничего доверить нельзя, ничего! Будто в песочнице играют в солдатиков..

— Банщикова ко мне!

— Майор, — сверлил он через минуту темечко подчиненного, — глянь-ка свежим взором. Ничего странного не наблюдаешь?

— Нет, товарищ полковник, — честно ответил Банщиков. — А что? Мы их через экспертов пропустили, через психологов.

— Разогнать вас всех надо, — ледяным тоном сообщил Стыров. — И весь отдел твой, и всех экспертов. Может, в Эрмитаж пойдете? Или в Русский музей?

— Не понимаю, — подобрался майор.

— Не понимаешь? Лучше гляди! Почему на всех плакатах почерк один? Что, Веласкес на космическом корабле над Россией-матушкой промчался, по пути разрисовывая фонарные столбы? Или все вокруг идиоты? Как ты с экспертами?

— Но, товарищ полковник, такой и задачи не стояло, чтоб различия в глаза бросались.

— Значит, теперь стоит. Исправить. Немедленно.

— Да как? — чуть ли не взвыл вспотевший майор. — Все уже самолетами отправлено. Завтра же ночью вешать начнут.

— Значит, верни самолеты! — заорал Стыров. И тут же осекся: — Что, заменить не успеем?

— Никак нет…

— Черт! И отменять нельзя.

— Товарищ полковник, я уверен, никто, кроме вас, на это внимания не обратит! — заторопился Банщиков. — Сравнивать, что ли, станут? Как? Для этого надо несколько плакатов в одно место свезти! А мы же их после парочки-троечки взрывов сами поснимаем…