Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров - Жеральдин Бегбедер

— Никаких проблем, — спокойно отвечает Нелла. — Тебе просто чуть-чуть подстригут волосы, чуть-чуть. Никаких проблем.

— Слышишь? Никаких проблем, — повторяю я Алену, чтобы его успокоить, но напрасно, от этих слов он волнуется еще больше.

Стана делает последнюю попытку вмешаться и оправдать свое кошмарное исполнение, но режиссерша окончательно добивает ее.

— Я думаю, роль медсестры не для тебя, у тебя ничего не получится, — сухо говорит она Стане. — Тебе больше подходит роль шлюхи подумай, хочешь или нет, но лично я вижу тебя именно в роли шлюхи.

М-да, сказанула! Все-таки это порядочное свинство с ее стороны.

На обратном пути, в тряском автобусе, который везет нас в Белград, Стана только и говорит что о низости режиссерши.

— Не может без подлянки, черрртова хорррватка! Говорррила же я вам, что она на дух не пррринимает серррбов! Видеть меня шлюхой — нет, ну это надо же! Сама она шлюха, грррязная шлюха, вот именно!

Стана обвиняет сволочей-хорватов в полный голос, и вот уже весь автобус в курсе того, какую несправедливость ей довелось только что пережить. Она снова трижды плюет, теперь на пол автобуса: тьфу! тьфу! тьфу! — и наконец умолкает. Глаза у нее пустые. Видно, что ей ужасно трудно сдерживаться. Мы тоже молчим. Какой смысл причинять человеку лишнюю боль, говоря невесть что, как ни в чем не бывало. Расстаемся, все так же молча, на конечной, на площади Славия.

Мы с Аленом пешком тащимся на Бирчанинова вдоль заборов, где болтаются обрывки плакатов «Отпора».[60] На другой стороне улицы цыган толкает какую-то колымагу, забитую макулатурой, старуха роется в мусорных баках отеля «Славия», перед которым стоит лимузин с тонированными стеклами.

После падения Милошевича в Сербии на самом деле ничего особенно не переменилось, разве что бедные еще больше обеднели, а богатые, пользуясь преимуществами, которые дала им система, разбогатели. Зачем мы сюда приехали? Что нам тут делать? Ну конечно, я приехала, чтобы обрести корни, — только ведь сколько ни стараюсь, ничего не могу понять ни в этой стране, ни в способе мышления этого народа. Впрочем, Владан понимает не больше и так и живет на родине иностранцем, чужаком. Я с ума схожу при мысли о том, что втянула Алена во всю эту историю, к которой он не имеет ни малейшего отношения, но слишком поздно, чтобы отступить. Ален железно верит в проект «Хеди Ламарр», да к тому же только что предложили роль в фильме. Фортуна улыбнулась ему, а это ведь, ко всему прочему, означает еще и прощайте, голодные годы, теперь нам не нужно будет заниматься дурацкими, обреченными на неудачу проектами. Но почему все это должно было произойти в Сербии? Я уже знаю ответ. Потому что в Сербии все возможно. Просто лейтмотив тут эти слова… Ладно, как бы там ни было, Ален начнет теперь много о себе воображать, станет всеми способами отравлять мне жизнь, а злиться за это, кроме как на себя, как ни печально, не на кого.

Мы подходим к дому, и бьющий по глазам свет мигом обрывает все мои мрачные мысли. Свет идет от Центра очистки культуры от загрязнений, во дворе аврал, тут явно намечается что-то особенное. Техники возятся с запутанными кабелями, какие-то люди тащат куда-то козлы и прожекторы, другие разгружают грузовичок и везут, толкая впереди себя, металлические контейнеры на колесиках. Сначала я решаю, что будет лекция или какие-нибудь политические дебаты, а может быть, даже хэппенинг, организованный Владаном и членами Лиги, но потом понимаю, что нет, что здесь готовятся к киносъемке. Да-да, здесь будет именно киносъемка — некоего невразумительного сербского малобюджетного фильма, конечно, конечно, вот ведь и оборудование, и артисты, и даже режиссер уже на месте, сразу видно, что профи, весь в черном, волосы всклокочены, вот он — чего-то громко объясняет посреди всего этого бардака. Нам навстречу идет мой kum Зоран, зрачки его расширены, совершенно очевидно, что он травкой вволю побаловался — вон какой обкуренный. Господи, да он же не способен двух слов связать, но надо терпеть, потому что после съемок «Золотой трубы» Ален объявил его нашим талисманом, он, дескать, у нас вроде амулета, который день за днем рушит собственную жизнь, подстраиваясь к нашей — Francuzi, Бирчанинова и Центра по очистке культуры, — потому как, помимо того, чтобы ждать нас, ему больше и заняться нечем, разве что травку курить.

Но ведь у него была раньше жизнь, у моего kumʼа, — он жил в Мюнхене, был женат и даже имел двух детишек от весьма здравомыслящей немки. Конечно, он не без головы на плечах, но вот только эта дрянь дала ему от ворот поворот, потому что бабок не приносил сколько нужно и вообще толку от него мало, от моего kumʼа, он вечно витает в облаках и слишком много курит. Когда умерли его родители, kum вернулся в Белград, как и я, — за корнями, а вел он свое происхождение от гайдука Великовича, романтического разбойника, который в конце XIV века сражался с Оттоманской империей за освобождение братьев по крови. Здесь kum довольно быстро растранжирил наследство и поселился у тетки — она жила с пятью кошками в одном из домов-башен Нового Белграда. В последнее время мы, честно сказать, бросили моего kumʼа, эту обузу, мы избегали его — вежливо, но избегали, а он всякий раз, как нас видел, был таким милым, таким внимательным и таким несчастным, совсем потерянным, что от этого одного невольно портилось настроение. Гдe его место в это жесткое и жестокое время Tranzicija? Переходный период не оставляет места слабым, не нужен ему мой милый, растерянный, выброшенный из общества kum…

Чтобы хоть как-то смягчить свою вину, идем с ним на кухню покурить, но тут с пронзительным криком врывается Владан: киногруппа, оказывается, подключилась к нашему электросчетчику.

— Сволочи, гады, они на нас повесились! Никакого уважения ни к чему, похоже, коммунизм у них в крови! Только в этой дерьмовой стране можно такое увидеть, все тут насквозь прогнило, начиная с мозгов! Ну и кто теперь будет платить за электричество? Я, что ли? А вот фиг вам!

Нет, черт побери, это им так не пройдет, дядя сейчас же потребует, чтобы Жопастая отдала ему половину суммы, заработанной ею на том, что сдала двор Центра по очистке культуры под съемки, между прочим, это она наш двор сдала, чертова коммунистка, всегда была коммунисткой, грязной, мерзкой коммунисткой, как бы ни отнекивалась, и ни полученная ею медаль Жака Ширака, ни то, что она поддерживала Джинджича против Милошевича, ее не оправдывает и не обеляет, эту говеную коммунистку!

— Совершенно согласен, — говорит Зоран, собирая крошки гашиша на обрывок фольги и протягивая Алену, чтобы тот сделал себе самокрутку.

Владан убегает вниз скандалить, мы с kum'ом скручиваем и выкуриваем один косячок за другим, и в какой-то момент, вспомнив о своих корнях, он уходит в штопор и декламирует стихи, попавшиеся ему на углу улицы, — они были написаны краской на стене: