Начало и конец - Екатерина Теверовская

Они останавливаются у самого огромного кострища, из которого в небо вздымается столп чёрного непроницаемого дыма. Фигура с черепом и оленьими рогами отпускает его руку и делает шаг в направлении к высокому сгорбленному человеку, чьё лицо также скрыто за маской из дерева. Они о чём-то коротко переговаривается, а затем одновременно поворачиваются к нему… И тогда он бежит. Бежит от них, петляя меж отплясывающих в свете костров людей. Некоторые из них пытаются схватить его, но лишь цепляют его одежду кончиками пальцев. Он уворачивается. Даже раз падает на землю ничком, отползает, вскакивает на ноги – и вновь бежит. Бежит и тогда, когда окутанный темнотой лес скрывает его внутри себя. Ветки хлещут его по рукам, груди, лицу, ноги заплетаются в корнях, но он всё равно бежит, не чувствуя ни боли, ни усталости.

Наконец, он оказывается на опушке леса по другую сторону от поляны. Свернувшись пополам, он задыхается, перед глазами всё кружится и покрыто тёмными пятнами. Где он? Куда ему идти? Зрение восстанавливается – и он видит впереди какие-то огоньки. Спасение, дом? Он не знает. Делает неуверенный шаг вперёд, как за спиной раздаётся голос. Он оборачивается – из-за ближайших к нему деревьев выходят люди в масках. А ведёт их некто, над головой которого всё также вздымаются ветвистые оленьи рога…

– Опять тот кошмар? – она смотрит ему прямо в глаза своим тёплым и наполненным любовью взглядом.

– Да… Я будто был внутри него – шёл за кем-то… странным. Всё чаще этот кошмар настигает меня, – тяжело дыша, отвечает Джереми. Ему никогда не снятся сны. И не снятся другие кошмары. Одеяло и подушка все мокрые от пота, а горло словно кто-то сдавливает костлявыми пальцами.

– Ничего-ничего. Всё хорошо, – Яна прижимает его голову к груди и гладит его тёплой рукой по щеке.

– Прости, что разбудил. Мне как-то…

– Всё равно уже утро, – произносит она и вдруг начинает хитро улыбаться. – За это с тебя завтрак в постель. И одними бутербродами ты не отделаешься!

Вторник. 19 августа 2014 года

Сбрасывая оковы кошмара, Джереми резко вскочил на кровати, роняя на пол одеяло. По его телу градом стекает холодный пот. Сначала сев на краю кровати и несколько минут приходя в себя, Джереми поднялся на ноги – уже почти не мучавшая боль в мышце вновь будто прострелила ногу, из-за чего Джереми потерял равновесие и едва не упал, вовремя успев опереться рукой об стену. Мысли о переводе Джули сделанных им фотографий вновь заполонили его сознание. Ему нужен был холодный душ, прежде всего, чтобы прийти в себя и уже с ясной головой пораскинуть мозгами.

С одной стороны Джереми очень хотелось обсудить с кем-либо расшифрованный Джули текст. В нём тлела надежда, что у всего происходящего есть логичное рациональное объяснение, которого он просто не видит из-за чёртовой паранойи. Что имя «Джереми», встречающееся в тех письменах, это имя какого-то другого человека, никак не связанного с ним, что всё происходящее с ним и с Анной также не имеет никакого отношения к чокнутым оккультистам… Ему хотелось бы верить, но редко подводившая его интуиция не давала ему покоя. Но с кем обсудить всё это? Джули порывалась приехать, ему еле удалось отговорить её. А как обрисовать и главное объяснить всю ситуацию по телефону Джереми просто не представлял. Телефонные звонки, как и общение с детьми, не были его коньком. Анна? Она бы лишь посетовала на то, какая сложная и запутанная ситуация и всё. Если уж изо дня в день она всё проще относится к тому своему похищению… Хотя бы в том, что похищение действительно было Джереми теперь не сомневался. Рассказывать родителям Джереми также не хотел. Он и так до сих пор чувствовал себя неудобно за все причинённые неудобства, особенно с журналистами, так и впутывать их ещё и в это дело Джереми не хотел. Ему представлялась реакция матери: она бы сразу же начала нервничать, метаться, суетиться, стараться что-нибудь придумать, выдумывая развязки с хэппи-эндом на грани фантастики. Конечно, отец мог бы помочь связями. Но тогда, во-первых, обо всём узнала и мама, а во-вторых – не отправится ли Джереми после своего рассказа в психушку полечиться пару месяцев или лет? Джереми с детства знал о решительности отца, которая теперь была совсем некстати. Да и, казалось бы, самая драгоценная связь отца, шериф Томас Рейфан, так ничего и не нашёл по поводу проклятого ржавого пикапа. Вот и выходило, что Джереми во всём нужно было разбираться в одиночку… Потому он, приняв душ, направился в ближайшее к дому заведение, в котором можно было выпить. Им оказался бар с говорящим названием «Пьяная лошадь». Джереми понимал, что это не лучшее решение, но никакого иного ему на ум пока что не приходило.

Бедностью ассортимента, небольшим помещением и грубосколоченными столами и стульями бар не сильно отличался от паба «В Ирландии», который уже успел протестировать Джереми. Тем не менее, орущая из динамиков музыка с какого-то радио и красно-синяя подсветка нравилась Джереми много больше, чем тусклый свет и почти гробовая тишина паба, так как чем-то всё это напоминало пусть и не самые лучшие, но бары столицы. Он уже дописал третий стакан виски с колой и кусочками бесформенного льда, как на высокий барный стул рядом с ним плюхнулся некто, чьё отражение в зеркальной поверхности шкафа с алкоголем Джереми узнал в ту же секунду.

– Мохито, пожалуйста, – бросил подсевший бармену и, как прямо нутром чувствовал Джереми, теперь бурил взглядом своего соседа по барной стойке. – И трубочку.

– Не отвернёшься – будешь до конца жизни и пить, и жрать через эту чёртову трубочку, – предупредил Джереми, закипая с пол оборота.

– Мистер Уилборн, я хотел спросить у вас…

– Знаю, что хотел бы «спросить», – передразнил его язвительно Джереми. – Где потерял свой дерьмовый диктофон?

Рядом с Джереми сидел один из журналистов, которые оставались последними при осаде дома Уилборнов. Джереми запомнил его вытянутое лицо и это идиотское сосредоточенное выражение, когда мужчина подходил к нему с диктофоном с таким серьёзным видом, будто подходит к ядерной установке, которую нужно срочно починить, иначе произойдёт взрыв мирового масштаба.

– Меня зовут Майк Теренс, я прошу вас выслушать меня…

– Я сказал – никаких интервью, мать твою! ПОНЯТНО?! – взревел Джереми, повернувшись лицом к журналисту и наклонившись в его сторону так, что теперь их носы едва не соприкасалась.

– Вы не понимаете, я не…

– Пошёл нахрен от меня.

– Я по поводу того, что происходит в Бритчендбарне…

– Я тебе сейчас всеку, гнида! – Джереми схватил журналиста за грудки и стащил со стула.

– Сэр, заплатите за мохито и убирайтесь. Пожалуйста, – неожиданно влез в спор бармен, до этого с видом полного спокойствия натиравший барную стойку грязной заляпанной тряпкой.