Начало и конец - Екатерина Теверовская

Джереми уже видел краешек одноэтажного дома Анны, с белеющим в лучах солнца сайдинге – но ускоряющимся шагом направлялся не к покосившемуся невысокому заборчику, огораживающему лужайку дома, а к стоящей на противоположной стороне улице машине. Ржавому пикапу коричневого цвета. Ничего не слыша вокруг себя, поглощённый только лишь этим проклятым пикапом, Джереми перебежал через дорогу, даже не осмотревшись. Доставая телефон, он начал запись видео – Джереми был уверен, что в машине должен быть кто-то. Конечно, шериф во вторник и четверг, когда Джереми звонил ему, уверял, что пытается откопать какую-нибудь информацию по описанному пикапу, но пока всё, по его словам, было глухо. Телефон чуть не выскользнул из руки – с каких это пор у него снова потеют ладони? Он как мог старался отучить себя нервничать, ведь проявление любых признаков лишних эмоций на его уже прошлой работе могло быть равносильно смерти. Пять домов отделяет его от машины… Уже три… Стоп-сигналы загораются, а из выхлопной трубы вырывается облачко чёрного дыма. Кто-то завёл машину! Джереми переходит на бег, стараясь не обращать внимания на отдающуюся с каждым шагом боль в мышце бедра. Два дома. Машина срывается с места, с лязгом подвески сваливаясь с тротуара.

– СТОЙ! – изо всех сил орёт Джереми. – Стой, мать твою!

Но пикап уже набирает скорость, удаляясь от Джереми всё быстрее и быстрее. Несколько биений сердца где-то в самом горле, и Джереми видит, как пикап резко сворачивает на ближайшем перекрёстке, чуть не войдя в занос. Теперь в голове Джереми пульсирует лишь одна мысль: нужно скинуть Джули имеющиеся фотографии. Всю неделю он метался, будучи не до конца уверенным, как ему стоит поступить. Но столь стремительно сорвавшийся с места прямо у него на глазах ржавый пикап поставил точку в размышлениях Джереми.

– Ого, кто пришёл!

Анна встретила Джереми в одной длинной майке и столь обожаемых ею коротеньких джинсовых шортиках, из под которых прекрасно виднелись её тонкие стройные ноги. Девушка не сразу открыла дверь, но это было и не удивительно: весь дом буквально сотрясался от Рок-музыки. Джереми показалось, что он успел даже слегка оглохнуть, пока они прошли до комнаты Анны, с небольшим крюком на кухню, в которой девушка захватило с собой две бутылки холодного пива. Наконец, она выключила музыку, эпицентром которой и была её спальня. На полу были разбросаны уже выпитые несколько бутылок, как предположил Джереми судя по слегка не твёрдой походке Анны – совсем недавно

– Жаль, что Элизы нет дома. Она очень ждала тебя, всё спрашивала, почему ты не заходишь, – посетовала Анна, присев на краю кровати и приглашая Джереми сделать то же самое рядышком.

– Правда? Нас журналисты оккупировали, – Джереми не хотел рассказывать о вылазке к бабушке Нолвен и последовавшем СМС, потому он сделал паузу, сделав большой глоток и лишь после этого добавил. – Сегодня я, наконец, сумел послать нахрен оставшихся.

– Сколько их сейчас?

– Три машины стоят. А нет, четыре. Одна спряталась за соседским забором – какой-то хиппи вылез со своим диктофончиком тоже меня порасспрашивать.

– А ведь в детстве, помню, ты подумывал стать журналистом. Разве нет? – с лёгким укором заметила Анна.

– Было дело. Я не говорю, что все плохие. «Все профессии нужны, все профессии важны», это дело понятное. Без журналистов многое могло бы быть хуже. В конце концов, «чем свободнее действует пресса, тем лучше в стране соблюдаются законы» – так говорил наш преподаватель по политологии. А также он говорил о том, что чем сильнее пресса подстраивается под власть, тем исполнение законов становится извращённее. Да и сами законы могут начать извращаться. Почему бы не делать что захочешь, если любое твоё действие либо превознесут в СМИ, либо тактично умолчат?

– Вот видишь, а ты называешь журналиста. Журналиста! “Хиппи”, – Анна театрально воздела указательный палец вверх, глубоким менторским тоном порицая Джереми. В этот момент её брови были мило схмурены, а губы важно поджаты. Всё это заставило улыбнуться – но где-то глубоко в сознании пронеслась мысль: а понимает ли она в полной мере всё то, о чём он говорит?

– Имею право! Эти, приехавшие, гонятся за статейками в свои жёлтые прессы. Рыщут скандал, как свиньи в грязи. Да такой, чтобы погромче. Вот чем их заметка обо мне может что-то улучшить или помочь людям? К тому же, обо мне и так уже всё сказано. Какой смысл в интервью со мной?

– Не знаю, – просто ответила Анна и легла на кровать, раскинув руки. Джереми почувствовал, как его охватывает волнение, с вполне закономерным напряжением чуть ниже пояса – из-под натянувшейся майки теперь прекрасно читалось отсутствие на девушке бюстгальтера. Джереми продолжал сидеть на краю кровати, стараясь не задерживаться взглядом на чуть приподнявшейся на локтях Анне, теперь игриво, как казалось Джереми, буравящей его взглядом. Молчание нарушает её рука, легонько тянущая Джереми за локоть.

– Ложись, я не кусаюсь, – предлагает Анна.

Джереми повиновался, и теперь они лежали плечом к плечу друг с другом. Он прямо чувствовал тот жар, которым ожигала его сквозь футболку мягкая кожа Анны в точке соприкосновения. В какой-то момент ему захотелось повернуться к Анне лицом и впиться губами в тонкие губы девушки, прижать её к себе, сорвать эту подростковую маечку… Чуть не облившись, Джереми отхлебнул ещё пива, пытаясь тем самым загасить разрастающееся внутри него пламя. Оставив на тумбочку бутылку, он вновь ложится, стараясь хоть как-то отвлечься от мыслей полных соблазна, как вдруг Анна переворачивается на живот и, положив локоть на грудь Джереми, смотрит ему прямо в глаза. Какое-то мгновение – и она тянется вперёд, целуя его. Целая буря эмоций разрывается внутри Джереми: желание, страсть, наслаждения, даже некоторое безумие! Наконец-то он может прижать её к себе всем телом, чувствовать, как бьётся её сердце рядом с его сердцем. Перевернувшись, он подминает Анну под себя, расставив её ноги. Из-под шортиков виднеются розовенькие трусики, сводящие Джереми окончательно с ума. Он начинает целовать её в шею, в ключицу: но не решается сделать следующего шага. Тогда Анна вновь перехватывает инициативу – её рука скользит к поясу Джереми, одним движением расстегивает ширинку, затем, уже помогая себе обоими руками, она принимается стягивать с него брюки… Как вдруг нараставшее до этого момента откуда-то из глубины чувство охватывает Джереми целиком. Что это за чувство? Джереми кажется, будто время вокруг остановилось. Стыд перед Яной? Перед его глазами проскальзывает лицо возлюбленной: она закусывает губу, когда он входит в неё в одну из тех многочисленных ночей, которые они провели вместе в различных отелях… Джереми чувствует укол совести, но осознаёт, что что-то ещё останавливает его, не даёт сорвать с Анны эту майку и шорты… Чувство омерзения? Он вспоминает о её связи с шерифом, о всех тех историях о ней, когда она обдолбанная и пьяная якшалась со всякими отбросами общества. Чья дочь Элиза? Джереми вдруг кажется, что Анна будто грязная, отталкивающая: он чувствует смешанный запах пива, дешёвых сигарет и буквально бьющих в нос мускусных духов, исходящий от Анны… Страсть угасают окончательно, хоть в висках всё ещё стучит кровь. Пара глубоких вдохов, замедляющих отбивающее чечётку сердце, и Джереми окончательно возвращает контроль над собой.