Игра в куклы - Магнус Йонссон

– Так что там у нас с кофе? Переберемся на Седер?

– Я не собираюсь сегодня больше работать. И мне нужно что-нибудь более существенное, чтоб восстановиться. Не кофе. Допросы отнимают много сил. Давай двинем в «Эмбарго», чтобы ты потом смогла ползком добраться до твоего любимого «Вурма» и выпить там кофе.

– Я обычно пью ровно столько, чтобы держать равновесие на доске. Не больше. Но «Эмбарго» звучит привлекательно, давай.

Они подошли к его «Вольво». Линн заглянула в окна машины. Никаких следов семейной жизни. Скорее наоборот. На заднем сиденье разместилась большая сумка для тренировок с торчащими из нее полотенцами. Они так, видимо, сохли. На ходу. Комбинезон бренда Eckō, еще один атрибут хип-хоперов. Пустые банки из-под спортивных напитков и «Кока-колы», смятые пластиковые пакеты из винно-водочных магазинов «Систембулагет», липкие картонки от пиццы – все это валялось на полу. Потрепанный номер мужского журнала King с обнаженной Ники Минаж на обложке. Она сделала вид, что ничего не заметила. Эрик открыл двери машины, и она запрыгнула на переднее сиденье.

– М-да, это тебе не старинный «Олдсмобил» из американского шоу «Pimp My Ride»[38]. Где шикарные динамики с басами и чехлы от Гуччи? Но уж на тонированные стекла мог бы и раскошелиться.

– Это, увы, служебная машина, за обслуживание которой платит полиция, так что возможности переделки весьма ограниченны. Но если ты наведаешься в мой личный гараж, то там у меня есть такая красотка! – Почувствовав, что это прозвучало почти как извращение, он торопливо продолжил: – Или вот что у меня есть на худой конец, – он вытащил из-за зеркала наклейку на заднее стекло с текстом: «I don’t know what you’ve heard about me, but I’m а muthaf***ing P. I. M. P.»[39] Это была такая невиданная пошлость, что Линн пришлось засмеяться.

– Респект, – произнесла она с явным сарказмом. – Или как это еще сформулировать.

Они медленно скользили по парку в сторону набережной Норр Мэларстранд. Эрик открыл окно, снял с крыши мигалку и включил стерео. Музыка зазвучала неожиданно громко: «Now the funeral is over, And all the tears are dried up, Niggas hangin deep on the cut gettin fired up, Lookin for the nigga who pulled а pistol on my homie»[40]. Когда Эрик начал подпевать, Линн соскользнула пониже, чтоб ее было не видно, и действительно пожалела, что стекла не тонированы.

Эрик припарковался на набережной Бергсундс странд с видом на цементную фабрику на другом берегу. Построенная на холме, эта фабрика становилась явным чужеродным элементом, который бросался в глаза, выпячиваясь своим уродством рядом с районами дорогих кооперативных квартир. Как обычно, на улицах тесно застроенного Седера было много людей. Время приближалось к семи, но возле «Вурма» все еще стояли детские коляски и мамы сидели вперемешку с подростками-хипстерами, которые либо из-за возраста, либо из-за тощих кошельков не могли сделать пару шагов к бару «Джудит & Бертилс», «Эмбарго» или ресторану «Молдау». Мимо них проехала группа панков на скейтбордах, наверное, на концерт в «Дебасер». Один из них, постарше, помахал на ходу Линн.

– Приятель?

– Да нет. Просто скейтеры обычно приветствуют друг друга. Нас не так много, кто занимается этим всерьез, все знают друг друга в лицо. – Она умолчала о том, что с этим скейтером она еще и работала вместе в период ее активности в антифашистском комитете.

– Ты имеешь в виду, профессиональные скейтеры?

– Нет, я имею в виду, что мы относимся к этому всерьез. Не ради соревнований, а в погоне за ощущением свободы. Или в поисках подходящего асфальта, попутного ветра, правильного наклона. Чтобы достичь нирваны в движении.

Они сели за столик на улице. Семьи с детьми проходили дальше к индийским и таиландским ресторанчикам. Эрик не раз бывал в «Эмбарго» с Рикардом, и старший коллега рассказывал ему об изменениях в районе Хорнстулль. Это теперь тут одно из самых приятных мест Седера. А раньше его так и называли «поножовщина». Много маленьких квартир вмещали людей с периферии общества, нищих пенсионеров, собиравших банки от пива, чтобы сдать их и получить денежку. Постепенно сюда, в поисках дешевого жилья, переезжали студенты, художники и музыканты. Эрик смотрел на то, как увеличивают размеры квартир балконы в доме напротив. Раньше мало кто был готов доплачивать за вид на воду. Рикард говорил, что район был скорее интересным, чем опасным. Здесь не было такой сегрегации и расслоения, которые есть в сегодняшних так называемых «уязвимых» пригородах. Может, люди раньше больше заботились друг о друге? Сегодня тут почти исчезли обычные муниципальные квартиры, их превратили в кооперативы, и цены, разумеется, сразу подскочили. Хотя и не так высоко, как по другую сторону воды у набережной Шевикскайен. Эрик вспомнил, что однажды видел фото огромного плаката, стоявшего у парка Лонгхольмспаркен, прямо у съезда с моста Вестербрун. Текст гласил: «Мы голосуем за Левых»[41]. Этот плакат исчез много лет назад. Ему всегда было интересно, а есть ли соответствующий текст насчет голосования за «правых» у моста на остров Лидинге. Пара пьяниц, спотыкаясь, прошли мимо них, направляясь к скамейкам в Танто. Это было единственное место поблизости, откуда не гнали этих несчастных.

– Что хочешь, пива? – Линн поняла, что пора брать инициативу на себя, чтобы Эрику не пришло в голову попытаться ее угостить, то есть платить за нее.

– Я возьму то же, что и ты. – Линн удивленно на него посмотрела и отрицательно покачала головой:

– Нет, пиво – дело серьезное. Выбор должен быть мотивирован. Но ладно, соглашусь на этот раз. Тогда каждому по бруклинскому индийскому пэйл-элю. Мы же на Седере.

Он кивнул с отсутствующим видом, но взгляд его был прикован к двум высоким темным красавицам в тонкой одежде, идущим в сторону бистро «Рио» на другой стороне улицы. Весну делало весной, отличая ее от всех остальных времен года, не только тепло. Люди расцветали, радовались солнцу и неожиданно начинали относиться к каждому дню так, будто это был последний день их жизни: короткие юбки, корзинки для пикника, столики на тротуарах, праздники в детских садах, одноразовые мангалы и розовые вина в коробках. Эрик знал, что его ждет впереди хорошее время. Мысли о «кукольном убийстве» отошли на задний план, и его охватило пьянящее чувство счастья, радости существования. И то, что он находился в городе, который он научился любить. Линн вернулась с пивом.

– У них даже бокалы охлажденные, такое не всегда бывает.