Отцеубийцы - Мария Вой

случилось за последний месяц, он вдруг осознал, что сидит в седле как влитой, несясь галопом за бешеной хиннской лошадью. Его собственная лошадь была той же породы: легкая, ловкая и бесстрашная, она словно издевалась над тяжелыми конями рыцарей и самими рыцарями, которые в растерянности опускали копья, узнавая самого верного слугу короля. Растерянность стоила им жизни: за Латерфольтом и Рейнаром неслись хинны, а Петлич, собрав арбалетчиков, без устали отдавал приказы стрелять.

Стрела просвистела у самого носа Рейнара и вонзилась в забрало рыцарю, который мчался на него, занося меч. Краем глаза Рейнар увидел Латерфольта, который отстал, пропуская герцога к стене тьмы, и прикрывал его, стреляя из лука.

Лошади не сравниться с грифоном, но Рейнар вдруг понял, как же он скучал по скорости, от которой мотает в седле, по ветру, что бьет в лицо, по песни смерти. Неудивительно, что хинны – такие выносливые чудовища: кто угодно сойдет с ума от этого жара в жилах! Лучше, чем мадемма, слаще, чем женское тело…

«О чем ты думаешь, Рейнар?!»

Осознание своего безумия пришло внезапно, едва не выбив его из седла. Что он делает? Рейнар, последний герцог Митровиц, прикрываемый Принцем Сироток, несся на завесу тьмы, чтобы спасти кьенгара Яна Хроуста от кьенгара Редриха – его короля, которому он клялся в верности.

Латерфольт слева от него резко вскрикнул. Рейнар очнулся и обернулся на крик: на лошадь егермейстера налетел рыцарь, а хинн лишь успел вцепиться в гриву, выпустив оружие из рук. Остальные всадники остались далеко позади, и Рейнара некому больше было защитить. Но круг Борбаса был уже совсем рядом, и между Рейнаром и ненавистным монстром никого не осталось.

«Давай, Рейн! На Такеше ты проворачивал и не такое!»

Он схватился за заднюю часть седла свободной левой рукой, вытянул носок правой ноги из стремени, перекинул левую ногу вправо, сунул ее в стремя и крепко перехватил в руке меч. За кругом Дара он уже видел размытые очертания Борбаса и Шарки. Кьенгар-вор тащил за собой Хранительницу, пока та тщетно пыталась отбиться от него, плача, как маленькая девочка…

Лошадь Рейнара жалобно заржала, словно поняв, что ее ждет, но продолжала нестись прямо во мрак.

Мир почернел, словно день сменился ночью. В замедленном вязком течении времени Рейнар наблюдал, как черные руки расступаются перед ним… и впиваются в его лошадь. Под рукой, которая все еще держалась за седло, и ногой в стремени вдруг исчезла опора: несчастное прекрасное животное разодрали на мелкие кусочки. Рейнар, напрягая каждую мышцу, оттолкнулся от седла сильно, как только мог, и прыгнул, выбросив вперед меч.

Оглушительный скрежет металла ударил по ушам, когда его клинок отскочил от рогатого шлема. В тот же миг черный круг исчез: Борбас завалился на спину и замер. «Обычный человек такого удара не переживет», – решил Рейнар и поднялся, чувствуя, как от правой руки разливается по всему телу боль. Спотыкаясь о разорванные трупы, он бросился к Шарке. Белого огня в ее глазах не было – безумие Свортека не пришло, и девчонка только и могла, что сухо ловить ртом воздух, прижимая к груди сломанную руку. Свора расступилась перед Рейнаром, который принялся поднимать Шарку на ноги, но…

– Предатель!

Дыхание перехватило, в глазах потемнело, но уже не от Дара: Рейнара отшвырнули от Шарки. Казалось, правой руки больше нет: от самого плеча – пустота, никакого ответа. За эту руку оттащил его Борбас, успев сдавить ее со всей своей силы.

«Конечно, ты же знаешь, что у меня с руками. Все знают…»

– Жалкий самоубийца! – прорычал Борбас, словно прочитав мысли Рейнара. Монстр не сдох: он умудрился стащить с головы помятый шлем, и теперь над герцогом нависало лицо еще более уродливое, чем у бедного Мархедора, похожее на ночной кошмар или бред, порожденный мадеммой. В нем не осталось ничего от человека: это была опухшая, пересеченная ломаными полосами сосудов, искаженная яростью и болью морда с глазами утопленника.

Рейнар отполз назад, и Борбас атаковал его Даром. Но лапы, вытянувшиеся прямо из-под земли, схватили лишь воздух. Борбас снова воззвал к Дару, изумленно наблюдая, как его демоны копошатся вокруг Рейнара, не касаясь его и когтем. Он посылал их все больше и больше, рыча от злости, забыв о своем защитном круге, забыв даже о Шарке. Наконец до него дошло, что, сколько бы демонов он ни посылал, ни один не может причинить Рейнару вреда, зато он все еще уязвим для обычного оружия…

Борбас занес над головой меч.

«Сейчас я умру».

– Детоубийца! – закричал Рейнар.

Тот замер. Борбас, который в Гильдии был нянькой для всех безумцев, Борбас с его шутками и добрым словом для каждого, кто попросит, Борбас, добряк и надежный товарищ, все еще был жив где-то там глубоко внутри. Рейнару даже показалось, что он видит его за уродством…

– Ты готов был убить мою дочь! Гори в аду до конца времен!

Борбас пришел в себя, и меч снова взлетел в воздух. Рейнар пытался зажмуриться, но даже веки отказали ему. В тупом онемении он наблюдал за клинком, рассекающим воздух.

«Вот, значит, как я…»

Клинок вздрогнул и полетел вниз – но не в голову Рейнара, а наземь, выпав из ослабевшей руки. Плотная тень, блестя на солнце металлическими пластинами доспеха, набросилась на Борбаса сверху, из-за спины Рейнара. Тьма забурлила под ногами кьенгара, руки вскинулись вверх. Не в силах пошевельнуться, Рейнар смотрел, как кинжал прорубает чудовищный серый череп. Ему открылось лицо нападавшего – торжествующее и искаженное ужасом одновременно. Он падал вместе с Борбасом прямо в черную пропасть демонических рук, и первые уже успели схватиться за его доспех и остриженные черные волосы…

Из тьмы в вытоптанную траву хлынула вязкая кровь, полетели ошметки мозга и осколки черепа. Тьма рассеялась, лапы и руки демонов исчезли, явив дергающееся в конвульсиях тело. Латерфольт, шатаясь, медленно распрямился, словно не веря, что в этой схватке за доли секунды вышел победителем. Впрочем, он быстро опомнился и схватил за уздцы лошадь, со спины которой и прыгнул на Борбаса. Рейнар не мог найти в себе сил ни на слово, ни на движение, глядя, как прекрасный и свирепый хинн, похожий на древнее божество, протягивает ему руку.

– Соберись, ничтожество! – прорычал Латерфольт, поднимая Рейнара на ноги. Вместе они бросились к Шарке, затащили девчонку на лошадь, и егермейстер нетерпеливо толкнул Рейнара: – Забирайся к ней, чего ты стоишь?!

– Но…

– У тебя Щит, – быстро говорил Латерфольт, злясь на тупость Рейнара. – Если у них есть еще кьенгары, ты ее защитишь. Ну же!

Рейнар влез на лошадь, прижал к себе Шарку. Правая рука вдруг очнулась, взорвавшись чудовищной болью, но он сумел вцепиться в поводья, вложив в пальцы последние силы.

– Латерф! – крикнул он, сам не зная, что хотел сказать.

Хинн поймал лошадь одного из своих павших всадников и вскочил в седло. Втроем они поскакали обратно к Хроусту в вольный гуф.

– Принц Сироток! – орали Сиротки что было сил.

– Истинный Король! – вдруг вплелся в крики новый клич.

– Рейнар из Митровиц и Латерфольт, сын Хроуста! – подхватили все.

IX. Истинный король

Латерфольт гнал взмыленную лошадь вслед за Рейнаром, который опасно раскачивался в седле, прижимая Шарку к себе. Егермейстер не знал, насколько сильно Борбас ранил герцога. Лишь бы ему хватило сил добраться до резерва и не выронить Шарку!

Хроуст отправил оставшиеся силы на преследование армии Редриха. Сам гетман, размахивая булавой, несся во главе Сироток; его конь надрывно хрипел, подгоняемый острыми шпорами. Латерфольт