Любить (НЕ) страшно - Катя Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19:00. Ни звонка, ни сообщения. Мне надоели все эти люди. Каблуки тоже надоели. Рука устала держать бокал. Рот устал улыбаться. Хотелось покурить.
«Ты же не куришь!» – вспомнила я.
Сигареты и я имеем очень интересные отношения. Я курю полгода, обычно начинаю в мае и заканчиваю первого ноября. Курить вредно и холодно, поэтому зимой я не курю. Сегодня как раз и начну, чертов Пол!
19:15. Ни гудочка. То же самое каждые пять минут. Я включаю телефон на вибрацию, что в данном обществе является верхом неприличия. Мне уже все равно. Я хочу, чтобы этот чертов телефон завибрировал. Могу даже на полную громкость включить, хотя это и может стоить мне карьеры, мне уже все равно.
20:00. Народ потихоньку начинает расползаться. Лимузины и Бентли, личные шоферы, норковые шубы, в мае, а как же! Дамы целуют друг друга в щеки, три раза – это правило. Главное не прикоснуться к щеке, чмоканье воздуха – это тоже правило. «Что мне теперь делать?» – думаю я, когда очередная дама, влазя в мою ауру, мое личное пространство, целует воздух возле моего уха. Улыбаюсь, киваю, от нее слегка пахнет потом. Не мудрено, в такой-то в шубе.
Так что мне делать? Ждать тут или ехать в Trump27? Улыбаюсь. Ноги ноют. Вдруг он уже там? Может быть, мы друг друга не поняли? Или я не так поняла?
Какой-то мужчина сует мне визитку, загадочно улыбаясь. Я беру. Думаю: «А если я уеду, и он приедет сюда, что тогда?» Я не хочу больше тут быть. Я торчу здесь на полтора часа дольше, чем нормальный человек может выдержать. Я хочу раствориться в объятьях Пола.
20:36. Неожиданная вибрация в моем кармане, я подпрыгиваю. Народ подумал, что я подвернула ногу. Лучше так, чем они узнают, что у меня телефон включен. Мужчины в галантностях протягивают руки, дамы искренне по-американски слащаво спрашивают: «Are you ok?28» Играю роль. «Да валите вы уже все, мне надо, чтобы все ушли!» – из последних сил улыбаюсь я.
21:15. Только через полчаса! Полчаса, за которые у меня в мозгу пронеслись все возможные варианты его ответа. Наконец-то, с трясущимися руками, читаю сообщение: «О чем ты говоришь, honey29? Ты что-то перепутала. Я на дне рождении у Фрэнка в Cicero30, освобожусь после одиннадцати. Have a great evening! Kisses31».
Я впала бешенство. Cicero? Cicero почти в часе езды от этого места! Гнев в данном случае был лучше, чем слезы. Пулей вылетев из туалета и даже не попрощавшись ни с кем, я покинула здание.
«Да пошел ты! Козел! Go fuck yourself, you motherfucking fucker!» – кричала я за рулем. Я неслась по улицам Чикаго без навигации, что вообще мне не свойственно. Я всегда там блужу. Не помню, как я выехала на highway32, мне хотелось бежать. Это состояние трудно передать словами.
Бежать от всего, испариться, забыть о Поле, о матери, обо всей этой сумасшедшей гонке на выживание. Наконец-то избавиться от этих изнуряющих бесконтрольных эмоций, от жестокости и бесчувственности, сменяющихся слащавостью и улыбками. От этой мечты, за которой нет ничего, кроме фальши и денег, которые не приносят счастья. Обязательства, долг, расписание, секс, контроль, мнения, надежда на вечную любовь, клиенты, каблуки, улыбки, обещания – не вздохнуть.
Мне срочно нужно спрятаться, исчезнуть и начать новую жизнь. Без всех этих людей. Вообще без людей, особенно этих, вроде бы и родных, но таких чужих и далеких людей.
Меня подташнивает. Я несусь на огромной скорости. Другие машины на шоссе как будто стоят на месте, уступая мне дорогу к моей новой жизни. Полна решимости, я лечу как ветер, теперь уже точно – к моему светлому будущему без него, motherfucking козла.
Я помню, обратила внимание, что мои руки побелели от того, с какой силой они сжимали руль. Плечи и шею ломило так, что я не могла прямо смотреть на дорогу. Я судорожно расстегнула воротничок узкой рубашки, я задыхалась. Наконец-то вырулила на шоссе. Racine street? Как я сюда попала?
«Пошли все к черту! Блокирую! Удаляю и на фиг!» – орала я. Много раз я собиралась уже это сделать. Не могу дышать. Надо успокоиться. Все решено. Давно пора! Мудак! С завтрашнего дня новая жизнь! Пошел к черту. Все пошли! Хватит! У меня, похоже, началась истерика. От слез я не видела дороги. Сердце стучало так, что заложило уши, а в груди пекло адским огнем. Я задыхалась. Рука потянулась к кондиционеру…
И тут все мое существо взорвалось. Миллионы мелких острых ослепительно ярких стрел вонзились мне в мозг.
*
Не могу понять, почему так ярко. Какой-то слишком яркий свет. Я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Веки слиплись какой-то сухой, жесткой глиной. Вижу свои собственные ресницы. Очень яркий свет. «Она пришла в себя!» – слышу я чей-то громкий крик. Голос похож на голос Майка, моего отчима. «Идите сюда, идите сюда!» – кричит он. «Интересно, к кому это он обращается» – думаю я.
– Майк, это ты? – пытаюсь сказать я.
– Да, это я, моя девочка. Это я. Как ты себя чувствуешь? – с нежностью и любовью в голосе говорит он. Он всегда со всеми нами очень любящий. Он добрый, очень добрый человек, мой второй папа. Я его обожаю, он сделал мою мать счастливой женщиной.
Кто-то начинает теплой влажной салфеткой протирать мне глаза. Мне приятно и немного щекотно. Голос Майка раздается слева от меня. Я не могу его видеть.
– Ты где? Я тебя не вижу, – шепчу я. Губы пересохли. Во рту отвратительный сухой привкус. Как будто коты насрали.
Майк склоняется над моим лицом. Я не могу его рассмотреть, но я знаю, что это он.
– Что я здесь делаю? Где я?
– Тебе нельзя волноваться. Все будет хорошо, – говорит он. – Ты в больнице. Сейчас придет доктор.
– Я хочу пить, – пытаюсь сказать я.
Резкий голос справа говорит: «Потерпите, вам пока нельзя», – ах вот оно, этот голос вытирает мне лицо, думаю я.
В палате, которая мне кажется такой огромной, повисло молчание. Я шевелю глазами, пытаясь рассмотреть комнату. Какие-то приборы, очень много всяких машин. Что-то пикает в быстром темпе, что-то медленнее и более глухо, слева. Справа звонко, на все лады, множество разных электрических звуков. «Ладно, я в больнице, – думаю я, – ничего страшного.»
Вскоре в палату вошел высокий статный молодой доктор.
– Как вы себя чувствуете, мисс Джордж? – спрашивает он.
– Я не знаю, – отвечаю этому симпатичному доктору. – А как я должна себя чувствовать? – пытаюсь пошутить.