Секрет Коко - Ниам Грин

Подойдя к двери, я толкаю створку и вижу, что весь класс по-прежнему занят своими изделиями — кто-то успевает еще и болтать с соседом, а кто-то по уши погружен в работу. Большинство из них либо состоят в браке, либо овдовели. Иногда я чувствую себя единственной рыбой в городе, плывущей против течения, сознательно сопротивляющейся его бурным потокам. Я улыбаюсь себе под нос. Нужно обязательно рассказать об этом Кэт — надо же было сравнить себя с рыбой, то-то она повеселится. Но вся соль в том, что, хотя я действительно рада за Тома, меня охватывает и еще какое-то, пока непонятное мне чувство — не то чтобы разочарование, но скорее… одиночество. Любовь, замужество… Что делать, когда тебе уже тридцать два, а в твоей жизни по-прежнему нет ни того, ни другого?

Поверить не могу, что уже октябрь и пора менять оформление нашей витрины. Не уверена, что помню, как появилась эта традиция — выставлять новый товар на витрине в первый день каждого месяца, но это действительно один из обычаев лавки Суона. Мне еще в детстве доверяли иногда украшать здесь все по своему вкусу, и вскоре я поняла, что мои оригинальные идеи вызывают восторг у публики. С годами мои экспозиции стали своеобразной достопримечательностью, и многие местные взяли в привычку обязательно прогуливаться мимо или заглядывать к нам в лавку именно в первый день каждого месяца, чтобы посмотреть, что я выдумала на этот раз.

Рут иногда беспокоится, что теперь от меня ожидают слишком многого и что с каждым разом мне будет все труднее создавать новый шедевр, но мне так не кажется. Обычно я закрываю витрину занавесом, чтобы никто не видел моей работы, пока она не будет доведена до совершенства. Полумрак заставляет забыть о времени, я сосредоточена лишь на том, чтобы создать нечто прекрасное, и этот процесс полностью поглощает меня, принося огромную радость и удовольствие.

Я присаживаюсь на корточки и созерцаю свое творение. Я пытаюсь воссоздать на витрине зимнюю страну чудес, чтобы отметить приход холодов. В качестве задника я использовала огромный отрез хрустящей накрахмаленной белой ткани. Затем я выставила на витрину несколько старинных деревянных шкатулок, каждую из них устлав белым сатином и набив всякими безделушками так, чтобы из-под закрытых их крышечек свисала парочка длинных ожерелий из белого золота, при виде которых покупателей наверняка замучает любопытство: а что же внутри? Также на витрину я выставила алтарный стул, который собственноручно обила белым льняным материалом. Представить себе не могу, кто еще пользуется такими стульями для настоящих молитв, но в нашей спальне они смотрятся просто прекрасно. Кроме того, я поместила рядом со шкатулками собрание старинных книг в кожаных переплетах, открыв их на случайных страницах, чтобы проходящие мимо посетители могли прочесть написанное. На книги я усадила крошечных деревянных птичек, чтобы те составили компанию воробьям, которые вечно собираются у подножия памятника, стоящего напротив нашей лавки. Птичек я подкрасила серебряной краской и нанесла на все, что можно, блеск с перламутровым отливом, чтобы создать впечатление, будто предметы на витрине покрыты легкой изморозью. И теперь я замираю на месте, чтобы насладиться эффектом получившихся декораций.

Я целиком и полностью довольна увиденным: все вышло почти так, как и задумывалось. Люблю, когда все получается, когда картинка, возникающая в моем воображении, воплощается в жизнь. Надо бы еще кое-что подправить, прежде чем я подниму занавес. Например, поместить в центр композиции нечто великолепное и невероятно притягательное — скажем, несколько массивных церковных свечей, которые можно закрепить на детских деревянных санках, которые до сих пор хранятся в нашей лавке. Да, тогда на витрине действительно будет ощущаться дух старины, и ни одного нашего посетителя не минует ощущение волшебства. Но прямо сейчас, думаю, мне пора сделать перерыв.

Я поднимаюсь на ноги и выглядываю в щелочку. Через дорогу Карл оживленно беседует с покупателем — должно быть, объясняет разницу между отдельными кусками туши. Он всегда с большим увлечением рассказывает о таких вещах. Находящаяся неподалеку ремонтная мастерская Виктора по-прежнему закрыта. Бедняга — у него действительно серьезная зависимость от азартных игр. Он пытается скрывать это от всех, но, насколько я знаю, вообще из букмекерской конторы не выходит. Рядом с его убогими владениями угрюмо метет тротуар Нора из «Кофе-Док». У них с Питером явно так и не наладилось.

Я подпрыгиваю от испуга, когда кто-то вдруг громко стучит мне в окно. Это Рут, она подкупающе улыбается мне, кутаясь в ярко-красный пуховик.

— Можно мне посмотреть? — просит она, открывая дверь лавки, заходя внутрь и впуская в магазин холодный воздух. Похоже, погода стоит по-настоящему зимняя.

— Нет, еще рано, — отвечаю я.

— Да ладно тебе… Хоть одним глазком!

— Ни в коем случае. Придется тебе вместе со всеми подождать, пока я закончу.

— Любишь ты портить людям удовольствие, — хохочет она, снимая шарф и стягивая с себя теплую куртку, и я вижу, что она сегодня надела свое черное термобелье из лайкры.

Я часто диву даюсь, как она может выглядеть так чертовски привлекательно в свои семьдесят лет. Искренне надеюсь, что хотя бы эти гены мне достались по наследству. Тело у нее по-прежнему стройное и поджарое, а кожа так и пышет здоровьем.

— Как же холодно, — присвистывает она, потирая руки. — Я себе чуть титьки не отморозила.

— Рут!

— Что? Разве их не так ваше поколение называет? — заливается она озорным смехом.

— Все может быть, но из твоих уст это звучит совсем уж непристойно.

— Я хочу быть ближе к молодым, Коко! Иначе зачем, ты думаешь, я пошла на зумбу?[14]

— Как там, кстати, дела?

Рут начала посещать эти занятия несколько недель назад, чтобы не терять форму. Времяпрепровождение уж точно не для пенсионерки, но она такое любит.

— О, все прекрасно! Робби говорит, я — просто чудо! — смеется она.

— Ах, великолепный Робби!

Это наша дежурная шутка: Рут с ума сходит по своему двадцатидвухлетнему тренеру с каменными мышцами и стальными ягодицами. Она даже отрицать это уже перестала.

— Мы с ним ходили выпить кофе после занятия. Думаю, я его почти покорила — так что Карлу лучше быть внимательнее.

— Ты неисправима! — хохочу я.

— Я стараюсь, — смеется в ответ она. — Ничего интересного не произошло, пока меня не было?

— Разве что Кармел Ронан заходила.

Кармел — наш главный городской сноб, она заглядывает к нам в лавку примерно каждые полгода и вечно пытается сбить цены до смешного.

Рут закатывает глаза:

— Господи, до чего плутоватая особа. Надеюсь, она ничего не купила?

— Купила, представь себе. Те две отвратительные пепельницы, доставшиеся нам в прошлом году.

— Да ты шутишь! — У Рут отвисает челюсть. — Я несколько месяцев пыталась от них избавиться!