Азартная игра - Феликс Фрэнсис

– Это не настоящее его имя, – сказал я.

– Нет, – взглянув, согласилась она. – Наверное, нет. Но деньги-то их. И пока они платят нам комиссионные, нам все равно, кто они на самом деле такие.

– А сумма имеет значение? – спросил я.

– Головное управление «МаниХоум» не разрешает нам принимать переводы на суммы свыше эквивалентных десяти тысячам долларов США, делается это с тем, чтоб бороться с отмыванием денег. Если не считать этого ограничения, сумма значения не имеет, хотя у нас есть лимиты по выплатам сумм свыше четырех тысяч фунтов без предварительного уведомления. Ну сами понимаете, чтоб собрать наличные, требуется время.

– А переводы всегда в наличных? – спросил я.

– Ну, разумеется, – ответила она. – Именно этим мы и занимаемся. Переводим и выдаем наличными. Здесь работают множество эмигрантов, они отсылают деньги домой женам. В основном поляки. У нас даже есть специальные скидки на переводы в Польшу, за каждую тысячу фунтов комиссионные составляют всего двадцать.

Словом, она не слишком мне помогла. Геб сплел паутину, которую будет очень трудно, а скорее вообще невозможно распутать. Судя по спискам и бланкам-квитанциям денежных переводов «МаниХоум», было ясно, что он получал огромные суммы наличными из самых разных источников. Затем, должно быть, он использовал эти деньги для ежемесячного пополнения баланса на своих двадцати двух кредитных картах.

Лишь за прошлую неделю Геб собрал восемнадцать тысяч долларов, причем последние пять тысяч буквально за день до смерти. Где-то должны были еще оставаться наличные.

Моя проблема заключалась в том, что теперь, будучи его доверенным лицом и наследником, я становился ответственным и за его долг. Причем огромный, свыше девяноста четырех тысяч фунтов, и я пока что не представлял, как смогу выплатить его.

Когда в половине четвертого я вернулся домой, Клаудии там не оказалось. Я пытался позвонить ей на мобильный, но включался автоответчик.

И я принялся бродить по дому, размышляя, что же пошло не так в наших взаимоотношениях.

Нет, я действительно не понимал. Не далее как сегодня утром мы занимались любовью, и это было прекрасно, однако после Клаудия ходила какая-то тихая и молчаливая, точно мысли ее витали где-то далеко-далеко, что было вовсе не характерно для нее.

И я спросил себя, чего же хочу. Хочу ли продолжать в том же духе или пора подвести черту, расстаться и жить дальше? Люблю ли я ее до сих пор? Буду ли тосковать, если она уйдет?

Мы с Клаудией вместе вот уже почти шесть лет. Мне двадцать девять, она тремя годами младше. Если не считать ее отвратительных картин, жизнь с ней меня устраивала. Я был вполне счастлив и доволен.

Так в чем же дело? Может, Клаудия хочет от наших отношений чего-то большего, нежели я? Может, хочет кольцо на пальце? Или изменила свой взгляд на то, стоит ли заводить детей? Но тогда бы она наверняка сказала мне об этом. И я был бы на седьмом небе от счастья.

Итак, заключил я, проблема была во мне. Должно быть, я просто надоел Клаудии. Или же на горизонте возник кто-то другой, готовый занять мое место. Пожалуй, единственное приемлемое объяснение.

Я снова попробовал позвонить ей на мобильный, и снова безуспешно.

И вдруг дом показался мне страшно пустым, и я осознал, как мне одиноко без Клаудии. Я бродил по нему, глядя на знакомые вещи, и они казались мне чужими, точно видел я их впервые.

Поднялся в мастерскую Клаудии и начал рассматривать полотна, над которыми она работала, потом посмотрел еще на два или три, прислоненные к стене для просушки.

И как всегда, они показались мне слишком темными, мрачными и тревожными. Одно полотно было целиком заполнено какими-то летающими монстрами с птичьими телами и человеческими головами, причем рот у каждой головы был широко разинут и показывал страшные заостренные зубы.

Я содрогнулся и прикрыл это жуткое изображение другой картиной. На ней были несколько одинаковых и очень красивых женщин в синих бальных платьях. Приятное зрелище, могли бы подумать вы, за тем исключением, что ноги у этих дам являли собой орлиные когти, рвущие на части тело обнаженного мужчины, на котором они стояли.

Может, этот мужчина я? А все эти женщины символизируют Клаудию? Так, значит, вот чем должны закончиться наши отношения, Клаудия разорвет меня на куски?.. Впрочем, я сомневался, что произойдет это в буквальном смысле, как на картине, но с чисто эмоциональной точки зрения она уже была на полпути к осуществлению своего плана.

И тогда я снова спросил себя: как может такая славная девушка рисовать столь ужасные и странные картины? Следовало отметить, что за последние месяцы они стали еще непонятнее и агрессивнее. Может, отражали ту потаенную сущность Клаудии, о которой я не догадывался? Но в целом я считал, что это даже неплохо, найти вот такой способ изливать все, что накопилось у тебя в голове и душе, и не выплескивать наружу каким-то другим взрывоопасным образом.

Зазвонил телефон, и я бросился в спальню в надежде, что это Клаудия.

Но звонила не она. Патрик.

– Хочу извиниться за эту выходку Грегори, – сказал он. – Мы с ним все обсудили, и он уже почти совсем успокоился. Просто его очень огорчили те газетные статьи.

«Будто меня не огорчили», – подумал я.

– Так я могу вернуться в контору?

– Только не сегодня, – поспешно ответил он. – Может, в понедельник или чуть позже, на следующей неделе. Пусть пыль окончательно осядет и все утрясется.

– Тогда я буду работать дома, – сказал я. – Связываться с базой фирмы через компьютер.

– Верно, – как-то неуверенно заметил Патрик. – Но я согласен с Грегори в том, что в ближайшее время ты не должен представлять нашу фирму.

– И сколько будет длиться это ближайшее время? – спросил я.

– До тех пор, пока мы с ним не согласимся принять тебя обратно, – ответил он.

– Так ты хочешь сказать, я уволен?

– Нет, конечно, нет, – ответил он. – Для тебя же будет лучше уйти в оплачиваемый отпуск до тех пор, пока полиция не выяснит, кто же напал на Билли Серла.

– А если они так никогда и не выяснят?

– Будем надеяться, что это не тот случай, – сказал он. – Позвоню тебе на следующей неделе. А пока что вынужден просить тебя не пользоваться компьютером, не влезать в базу наших данных и не контактировать с кем-либо из конторы.

Патрик повесил трубку, даже не попрощавшись, без сомненья, довольный тем, что за все время этой беседы я не повысил на него голос.

А мне хотелось кричать, даже выть. Всего неделю тому назад все шло прекрасно. А потом вдруг рухнуло. Я прилег на край кровати, чувствуя себя еще более несчастным, чем в тот день, когда мне сказали, что я никогда уже не сяду на лошадь.

Потом я вдруг подумал, что, если жалеть себя, будет только хуже. Спустился вниз и расположился за кухонным столом с ноутбуком.