Академия Трёх Сил. Книга 1 - Анна Мичи

Я поспешно отвела взгляд. Только тут сообразила: Хен же зовёт меня танцевать. Кивнула, отставила жбан, в который вцепилась, как собака в мозговую кость, и уже хотела было встать, как рядом со столом, как дух из-под земли, вырос Карин.

— Пойдём потанцуем, Сатьяна, — резко потребовал он, не обращая внимания на Хена. Даже больше — словно притворяясь, что никакого Хена тут нет.

Я растерялась. Если бы Хен не успел пригласить меня раньше, я бы с удовольствием пошла. И если бы не видела, как Карин нежничает с Виспериной. Но обстоятельства сложились совершенно не в пользу Карина, и я, чувствуя на себе внимательный взгляд Хена, виновато произнесла:

— Извини, Хен уже пригласил меня.

Карин ничего не ответил, только прищурился и стиснул зубы — было заметно по тому, как шевельнулись желваки на его челюсти. Теперь он провожал нас немигающим тёмным взглядом, а когда мы с Хеном влились в толпу танцующих, я успела увидеть, как Карин сел на моё место и одним махом опрокинул едва ополовиненный жбан.

— Ого, а твой дружок, кажется, расстроился, — прокомментировал Хен.

Прозвучало это совершенно неделикатно и с неожиданными нотками веселья. Я вскинула на Хена укоризненный взгляд, но он только рассмеялся и подхватил меня за талию, а потом и вовсе закружил в ритме танца.

Некоторое время мы увлечённо отплясывали. Это был танец простонародья, где каждый танцевал как мог, лишь бы попадать в такт. Кто скакал по-козлиному, кто выделывал сложные фигуры, кто чинно кружился на месте. Я бы с удовольствием тоже покружилась бы чинно, в кои-то веки чувствуя себя девушкой-девушкой, но Хен не давал: то хватал и подбрасывал, заставляя взвизгивать, то исчезал в толпе, появляясь с неожиданной стороны, то плясал так, что вокруг нас образовывалось пустое место, а другие танцующие уважительно хлопали.

Наконец музыка переменилась, стала вальяжной и медленной, скрипки запели нежно и тоненько, а народ вокруг словно сам по себе стал рассыпаться на парочки. Я думала, теперь мы вернёмся за стол, но Хен удержал меня за руку.

— Ты куда, — спросил он, задыхаясь. Лицо у него было всё мокрое от пота, но глаза сияли. — Успеешь ещё насидеться. Давай потанцуем как муж с женой.

Ясное дело, Хен смеялся, но для меня это было как ушат воды. «Как муж с женой»! Это ж надо такое отвесить. От смущения я не знала, куда девать взгляд, и на негнущихся ногах послушно пошла за ним следом. А Хен вывел меня чуть ли не в центр площадки, встал и привлёк к себе — так тесно, что я почувствовала, как быстро колотится его сердце.

У меня и так кружилась голова от сидра и танцев, а теперь ноги вообще ослабли, а мир завертелся перед глазами. Я тихо всхлипнула от неожиданности и вцепилась в рубаху Хена — больше для того, чтобы устоять, чем потому, что так предполагалось в этом танце. Рубаха была мокрая насквозь и пахла чистым сильным мужским телом. Горячие руки обвили мою талию, невольно заставляя прогнуться вперёд.

Я услышала, как Хен рвано вздохнул, тело его напряглось, но не поняла, в чём дело. Смотреть на него я боялась: а вдруг поймёт, как я себя ощущаю.

— Ты сегодня очень красивая, — Хен сказал это быстро, прерывистым шёпотом, и от того, как это прозвучало и как горячее дыхание обожгло шею, мне показалось, что я сейчас умру.

Лидайя, наверное, на моём бы месте не растерялась, насмешливо спросила бы: а что, всегда не очень? Но меня сейчас хватало только на то, чтобы еле-еле переставлять ноги в такт плывущей над нашими головами музыке. Ничего не ответив, я кивнула, надеясь, что Хен не посчитает это слишком самоуверенным.

Некоторое время мы молча кружились в танце. Постепенно я успокоилась — сердце по-прежнему лихорадочно билось в груди, нагнетая внутренний жар, но уже не так сильно кружилась голова, и не так горели щёки от дикого смущения.

Зато на первый план выплыли другие ощущения. Дыхание Хена, колышущее мои волосы, его лицо совсем рядом, щека к щеке, его руки на моей талии, стук его сердца, не сбавлявший ритма, хотя мы давно уже просто тихо топтались на месте.

Близость Хена сводила с ума. Скосив глаза, я видела его чётко очерченные губы, решительную линию подбородка с едва заметной ямочкой, крепкую шею и в распахнутом вороте мягкие тени на ключицах — и всё сильнее становилось желание прикоснуться, губами ощутить жар и гладкость его кожи, лизнуть шею и ямочку между ключицами.

— Сатьяна… — хрипло сказал Хен.

Как зачарованная, я подняла лицо. Встретила взгляд Хена — какой-то не такой, как всегда, тёмный, затягивающий — и даже не вздрогнула, не застеснялась, только внутри прокатилась томительная дрожь.

— Я тебя люблю, — это вырвалось у меня само, на грани спирающего дыхания, эмоций, достигших высшей точки. Я не собиралась признаваться, но всё вокруг сыграло против меня: и эта наполненная запахами костра ночь, и веселье вокруг, и музыка, от которой остро и пронзительно сжималось в где-то глубине души, и присутствие Хена так близко, и его невозможный взгляд.

Но стоило этим словам сорваться с губ, как я поняла, что совершила ошибку. Хен словно закаменел, отстранился, его взгляд стал почти испуганным. Он нервно облизнул губы, будто у него вдруг пересохло горло. И ничего не сказал.

Я остановилась. Хен выпустил меня из объятий и выпрямился. Мы застыли друг напротив друга, как противники перед началом дуэли. И чем дольше Хен молчал, тем яснее я понимала, что значит это молчание.

Это отказ.

Это ясное «нет», такое ясное, как если бы было произнесено словами.

Обжигающий стыд взметнулся вверх по шее. Напряжённый взгляд Хена, его опущенные руки, сжатые кулаки — я видела всё по отдельности, не замечая общей картины. В следующую минуту я уже бежала прочь — лавируя среди танцующих, врезаясь в чужие локти и плечи, на ходу извиняясь и не видя дороги из-за застивших зрение слёз.

Мне показалось, я слышала, как кто-то зовёт меня, но мне было не до того, чтобы останавливаться и выяснять, кто это. И тем более если это был Хен — я бы сейчас не выдержала, вздумайся ему извиняться и объяснять, почему мы не можем быть вместе.

В одно мгновение я преодолела половину стадиона, взлетела вверх по склону и, только очутившись уже рядом с общежитиями, в безопасной темноте, смогла перевести дыхание. Рыдания подпирали горло, и я бы непременно расплакалась прямо там, безобразно подвывая в голос, но тут сзади послышался шум чьих-то ног и учащённое дыхание.

Пришлось затаиться в надежде, что неизвестный промчится мимо.

Но это оказался вовсе не неизвестный. Лунный свет выхватил из темноты знакомые вихры и зелёные глаза на взволнованном лице.

— Что случилось? — не успев отдышаться, спросил Карин. — Этот козёл тебе что-то сделал?

Он остановился напротив, сжимая кулаки. Я замотала головой. Трусливо обрадовалась тому, что не успела заплакать, только слёзы выступили на глазах, а в темноте не сразу поймёшь, слёзы это или просто блестят глаза.