Цена человека: Заложник чеченской войны - Ильяс Богатырев

Я вспоминаю еще одну русскую женщину, убежавшую из Грозного вместе с соседями-чеченцами в горный аул. Она рассказывала, как люди в спешной суматохе вынуждены были уезжать из родного города, ставшего вдруг смертельно опасным для жителей. До этого она спокойно описывала жуткие подробности о смерти своих соседей, которых не смогли вытащить из-под завалов, сдержанно пересказывала чужие истории о потере близких, мирных горожан, и подошла к моменту, когда ей надо было уже садиться в переполненный автобус и уезжать из Грозного. Тут она замолчала на несколько секунд и, переменившись в лице, заплакала навзрыд, а потом с трудом договорила:

– У нас была собачка – Черныш… Я не могла взять ее с собою… И говорю ей: «Черныш, иди домой. Иди же!.. Я не могу тебя взять, понимаешь, не могу!» Черныш сразу перестал вилять хвостом, и у него потекли слезы из глаз.

Дальше она не могла ничего рассказывать, заливаясь слезами и, не в силах сдерживать рыдания, женщина убежала.

Война опасна для репортеров по многим понятным причинам, но тяжела единственно только потому, что тебе приходится слышать много ужасающих человеческих историй.

Таких историй в нашей программе было немало. Это не значит, что мы держались подальше от горячих событий войны – и таких кадров, снятых нами в Чечне и хранящихся в архивах телекомпании «ВиД», много. Нередко мы возвращались из очередной командировки, садились просматривать привезенный материал и не могли поверить, что это снято нами. Когда смотришь в окуляр камеры, все воспринимается как-то по-другому – ты просто находишься рядом и фиксируешь, делаешь свою работу. Сколько раз говорил себе: «Страшно. Окажись я там снова, ни за что бы не полез!» И это правда: лучше, конечно же, не лезть. Понятно без лишних объяснений, что ни один, даже самый удачный кадр, не стоит жизни журналиста или оператора.

Но если вы журналист и попали на войну, держитесь: горячо может стать в любой момент и прямо перед вашим носом. Боитесь? Это хорошо. Страх говорит о совершенно естественном инстинкте самосохранения. Он поможет вам быть осмотрительнее и избегать псевдогеройских порывов. Если бы в людях не сидел страх быть убитым или покалеченным, человечество истребило бы себя еще на заре своего существования. Но, по-моему, трус не тот, кто боится, а тот, кто не делает шаг. Если вы на войне, значит вы уже сделали этот шаг. Второй шаг вы сделаете, если захотите вернуться сюда. И если вы добровольно вернулись-таки на войну, похоже, с вами что-то не так. Может, вам лучше записаться в группу любителей экстремального туризма?..

Каждый раз, пересекая границу Чечни, я испытывал легкий мандраж. Когда вспоминаю об этом моменте, у меня перед глазами встает полуразрушенный стенд у въезда в Грозный и надпись «Добро пожаловать в ад!». Ад для меня заключался не в самих бомбардировках и обстрелах, под которые ты уже угодил, а в постоянном страхе оказаться под ними вновь. Когда ты попадаешь в простреливаемый район, учишься очень быстро, инстинктивно. У тебя резко обостряется слух, и вскоре ты с достаточной долей вероятности можешь по звукам определять, откуда и куда стреляют. Это открытие значительно облегчает ориентацию в поиске укрытий. Оказавшись под обстрелом, вы соображаете предельно трезво, холодно, прозрачно и мгновенно, вам просто не до страха как такового – вам необходимо действовать, действовать немедленно, сию секунду. Если же вы побледнели и впали в ступор, вам хана.

Меня иногда спрашивают, как часто мне вспоминаются эпизоды из пережитого тогда, снится ли мне война и все такое. Нет, мне теперь очень редко снится война, и я старюсь не возвращаться в воспоминаниях в те дни. И эту книжку я решил написать, чтобы совсем избавиться от тех воспоминаний и не возвращаться к ним больше никогда. Только в первые несколько лет мне часто снился один и тот же сон, будто попали мы под обстрел на грозненской площади Минутка. Я весь прижимаюсь к земле и изо всех сил пытаюсь просочиться в нее целиком, и это усилие я чувствую каждой частичкой своего тела. В следующее мгновение вижу, как женщина с ребенком перебегают площадь, огибая руины, бегут из последних сил, но так и не могут одолеть расстояние до противоположной стороны площади. И я изо всех сил кричу: «Ложись! Ложись!!!» С этим криком я и просыпался каждый раз.

К чему это я? Честно говоря, не знаю. Просто на минуту представил себя на месте вчерашнего выпускника какого-нибудь журфака, который вот так же, как я в свое время, оказался в горячей точке и ни черта не понимает, не знает, что и как делать, только ругается про себя и проклинает ту минуту, когда решил сюда ехать. А сколько таких молодых и «зеленых», не успевших дописать свой первый военный репортаж, полегло по глупости. И из-за элементарного неумения ориентироваться в экстренной обстановке.

Некоторое время назад я общался с несколькими старшекурсниками родного факультета журналистики МГУ им. Ломоносова. Их неосведомленность в вопросах освещения конфликтов и войн вызвала у меня досаду и удивление. Ладно уж мы, заканчивавшие журфак в первые постсоветские годы: конфликтологию нам не преподавали, это еще считалась наукой западного буржуазного общества, а мы жили в «безконфликтной стране». Когда я в 1993 году писал дипломную работу об особенностях работы телерепортера в зонах конфликта, приходилось по крупицам собирать теоретическую информацию на эту тему в различных библиотеках Москвы. Все книги были жутко идеологизированы, но предоставляли хоть какую-то информацию об элементарных правилах поведения в зонах конфликта, об особенностях поведения людей, вовлеченных в противостояние. С нами никто не делился опытом работы в горячих точках, никто не рассказывал, как спасаться под огнем, как оказывать первую помощь при ранении или, к примеру, как по глупости не напороться на мину. Сегодня в том же Интернете можно найти много полезных советов об особенностях работы в горячих точках. Здесь я приведу всего несколько из них.