Точка возврата - Мария Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, наши! — повертел в руках, маленькие такие колечки, размер пятнадцать с половиной, сзади едва различимая линия стыка (Лада носила их в мастерскую уменьшать).
— Поймали их? — плохо получилось, вяло, безразлично.
— Нет еще, но работа ведется! Сейчас эксперт снимет ваши отпечатки, — Макс посмотрел выжидательно.
Валерий никак не среагировал. Когда процедура закончилась, вытер пальцы салфеткой, еще раз пересчитал маргаритки в розовой рамке и не решился сказать самого главного.
— Больше ничего не вспомните? — Диковский устало потянулся, задел перекидной календарь, Валерий ловко поймал его и поставил на место.
— Спортом занимаетесь? — не удержался Филин.
— Да, футбол с семи лет и сейчас по выходным.
— Будьте на связи! — подписал пропуск.
Когда за Луговым закрылась дверь, Макс нервно постучал кончиками пальцев по столу. «Колечки впечатления не произвели. Значит, уверен, что к убийству они отношения не имеют. Где-то темнит, но где? Ответы четкие, толковые, не подкопаться. Женушка твоя скоро пожалует, авось что прояснится».
Маленькая, бледная, немытые волосы собраны в небрежный хвост, словно больная, виснет на руке матери. Так и встали вдвоем посреди кабинета, не развернуться. Макс втиснул второй стул, едва не уронив монитор.
— Садитесь, пожалуйста! — поправил очки, получше присмотрелся к мамаше. Вид хоть и побитый, но глаза подкрашены и серьги в тон голубому пончо.
— Итак, Лада Николаевна, вы утверждаете, что во вторник тридцать первого марта были у знахарки?
— Да, — начала вяло, потом вскинулась. — Ребенок тяжело болел, надо же что-то делать! — слезы потекли быстро, как дождь по стеклу.
Макс поежился:
— Может, воды? — огляделся в поисках стакана. «Опять не приготовил! Ну, всегда так!» С трудом вылез из-за стола, в сотый раз подумав, что надо худеть. Откопал в шкафу одноразовый стаканчик, налил воды. Выпила залпом, чуть не подавилась, тонкие пальцы с обкусанными ногтями сжали желтый пластик.
— Знахарка тоже давала мне воды…
Макс резко оборвал, боясь возобновления истерики:
— Так… ребенок заснул в дороге, вы перенесли его в кроватку и оставили одного, чтобы совершить обряд…
— Да, да, я виновата! Оставила одного, маленького, беззащитного! Вы кромсаете его там, на холодном столе, отдайте! — уткнулась лицом в голубое пончо.
— Да, конечно. Уладим все формальности, и тело можете забрать уже завтра.
Макс толком ничего не смог добиться. «Блуждала по лесу, закапывала, возилась в грязи. Что за дурь, спрашивается? Образованная вроде девка! Хотя богема, что с них возьмешь! Так и не сказала, чем болел ребенок, сглаз, порча — муть всякая. Нуда ладно, Васька выяснит».
— Хватит мучить девочку! — вмешалась мать.
— Ладно, можете идти.
Было жаль обеих, и Филин корил себя за непрофессионализм.
Дождь со снегом никак не переставал. Макса все сильнее клонило в сон. Даже крепкий, обжигающий чай не оживлял, а сладкий клубничный йогурт совсем не лез в глотку, приходилось пихать с трудом, не пропадать же добру. Одно радовало: начальник в отпуске — песочить некому. А то бы началось… Макс поморщился, рука дрогнула, розовая капля шмякнулась на джинсы. Попробовал потереть — ни фига. Липко, грязно, противно. Вспомнился Децил, походка вразвалочку, оранжевый шарфик. «Где шляется придурок? Наверняка к Шредеру подался, иначе нашли бы давно». Филин вытер пальцы салфеткой, допил чай. «А что если гад уже убрал свидетеля?»
Петрищев вошел, как всегда, без стука.
— Приятного аппетита!
— Какой уж тут аппетит! — отодвинул розовый стаканчик на край стола. — Ну, как, надыбал что-нибудь?
— А то! — Василий довольно улыбнулся.
«Что ж ты все лыбишься?! Прямо американец, блин!»
— По трупу ничего нового: асфиксия мягким предметом, орудие — подушка, обнаружены микрочастицы, смерть наступила на месте обнаружения, — опер читал быстро, пропуская лишние куски, затем кинул бумагу на стол. — Дальше. На перилах кроватки отпечатки неизвестного, по картотекам не значатся, с родственниками не совпадают.
— Слава богу, хоть тут Шредер лоханулся!
— А если это не он? Судя по заключению, в комнату в обуви заходило два человека! Понимаешь, какая фигня получается? Новенькие кроссовки Nike и старые стоптанные китайские ботинки. И ходит этот второй явно с трудом.
— Да, непонятки! Может, опять эксперты намудрили?
— Хрен их знает! Теперь про малыша. Целый день на поликлиники убил, все в картах рылся. Беременность, роды, первые месяцы — все о'кей, а дальше… — сделал эффектную паузу.
— Не тяни!
— Все классно до шести месяцев. А тут вдруг бац — туберкулез. Тяжелая форма, в спецбольницу загремел, аж на полгода. Я обалдел: откуда? Семья приличная, все здоровы. Копать начал. Оказалось, дедок у них гостил из Казахстана, с открытой формой, необследованный, прикинь? В тубдиспансере все в шоке были, смотреть бегали, как в цирк!
— Ну и ну! Это внук его разоблачил?!
— А то! И лечиться заставил!
— Сейчас он где?
— Двадцать первого марта из больницы выписался и уехал, судя по всему, ни с кем не попрощавшись.
— А ты откуда знаешь?
— Врачиха сказала, Лугов его вчера искал утром.
— Ясно! После такого на глаза решил не показываться. А что про старика можешь сказать?
— Восемьдесят лет, всю жизнь в Казахстане прожил, по нашим базам не проходит. Судя по всему, маразм крепкий, раз болезнь не заметил.
— Да… Вот так живешь спокойно, пока родственник с подарочком не заявится!
— Слушай дальше! Я звонки Децила пробил, номерок узнал, по которому он звякнул позавчера сразу, как от тебя удрал. Ну, и до того тоже.
— А после?
— После все, как умер.
— Типун тебе на язык. Так что с номером?
— Полный облом. «Симка» с Измайловского рынка, оформлена без документов. Договор — филькина бумажка, смех один! Фамилия и адрес от фонаря. Хозяину сдают для отчетности. Но дату узнал и имя продавщицы. Азизой звать. Потолкуй с ней, и бумаженцию предъявишь, чтоб память освежить, может, вспомнит чего.
Макс мельком глянул на стандартный мегафоновский договор: серые, кривые буквы в клеточках, фамилия женская, на месте паспортных данных пустота.
— Хитер зараза! А с компом как?
— Вскрыли. Переписка — обычная подростковая фигня. Но на сайты неонацистские регулярно заходил. В блогах муть всякую гнал про новый общественный порядок.
— Явно Шредера работа! Чует сердце, обрабатывал он пацанов. Видишь, как умело мозги пудрил. Чую, Децил не единственный. Пошерстить бы подростков, только аккуратно, может, сталкивался кто.