Гордость и преступление - Антон Леонтьев

Вика так тяжело вздохнула, что молодой человек, приобняв ее, поцеловал ее в мочку уха.

— Что, испугалась? Понимаешь теперь, куда ты попала?

— На «фирму», — заявила Вика и поцеловала его в ответ в нос. И спросила, ощущая легкий дискомфорт: — А я могу познакомиться с твоей бабулей?

Питер, расхохотавшись, ответил:

— Не можешь, а должна! Но у бабули свой график, я как внук могу просто так заявиться к ней в Букингемский дворец, а вот привести девушку, на которой хочу жениться, нет.

— Традиция? — спросила Вика.

— Вот именно, — кивнул Питер. — Но мой отец с мачехой уже жаждут познакомиться с тобой, что мы и сделаем в эти выходные. Но сначала я представлю тебя Эдди и Кэролайн.

Так Вике пришлось распрощаться с мыслью о том, что она сможет работать.

Причем, как выяснилось, прекращать работать надо было не когда-то в будущем, не после свадьбы, а лучше всего уже вчера.

Об этом ей сообщил высохший юрист королевского дома, лорд Уилби, крошечный человечек с пышными усами, старомодными очками в золотой оправе, с гигантским черным зонтом и в котелке, посетивший ее в коттедже — там, где Вика после спешного возвращения из Питера поселилась.

Обращался юрист с ней подчеркнуто вежливо, однако Вике показалось, что вся его словно сошедшая со страниц одного из романов Диккенса физиономия дышала превосходством и даже скрытым презрением.

— Миледи, с учетом того нового статуса, который вы вскоре обретете, выйдя замуж за его королевское высочество принца Джона…

Господи, и почему все придворные называют его упорно Джоном! А все бульварные СМИ Джоки.

Ведь он Питер — ее Пит.

И только ее.

Поэтому, слушая витиеватые разглагольствования королевского юриста (и одновременно подмечая его повадки говорить и стараясь запомнить незнакомые старинные слова и выражения, которыми, как, к своей досаде, поняла Вика, его монолог был буквально нашпигован), Вика думала об одном — многим, очень многим, причем далеко не только ее родителям, не нравится, что она выходит замуж за Питера.

Но и всем этим надутым аристократам, окружавшим престарелую королеву, бабулю Питера, похоже, тоже. Всем этим лордам, баронетам, маркизам и даже герцогам.

Ну и конечно, виконтам, как она могла забыть: тем самым, которые чуть ниже графа, но намного выше барона.

Посмотрев на своего гостя в котелке, Вика вдруг поняла: наверняка он действует из лучших побуждений. И уж точно знает, о чем ведет речь.

Но невеста, а вскоре и жена принца — это она.

Поэтому, качнув головой и заметив немой вопрос в глазах королевского юриста, девушка произнесла:

— Вы вели речь о продаже фирмы, ведь так? Что же, в этом не будет необходимости…

Юрист, бледные щеки которого чуть зарделись, произнес своим скрипучим голосом:

— Миледи, вы не понимаете, оставаться их владелицей вы далее не сможете. Иностранные фирмы, тем более в сфере компьютерных технологий, причем…

Тут он кашлянул.

— …причем в стране, которая проводит политику, идущую вразрез с политикой кабинета ее королевского величества, — это пощечина для общественного мнения…

Вика снова качнула головой и продолжила:

— То, что я не смогу заниматься компьютерным бизнесом, тем более на территории России, той самой страны, которая, как вы, милорд, выразились, ведет политику, идущую вразрез с политикой кабинета бабули моего будущего супруга, мне прекрасно понятно. Однако если я продам фирмы, то всегда возникнут подозрения, что кто-то перекупил их у меня по завышенной цене, дабы оказать мне услугу. Поэтому я приняла решение передать эти фирмы, которые сама основала и которые принадлежат только мне одной, в собственность тех людей, которые на них работают. Это ведь, милорд, вашими статутами не запрещено?

Юрист, на несколько мгновений лишившись дара речи, покраснел еще сильнее, даже снял свои очки в золотой оправе, протер их извлеченным из кармана фрака, аккуратно сложенным красным клетчатым платком, а потом, водрузив на нос, милостивым тоном изрек:

— Миледи, любой акт дарения может быть также истолкован как потенциально сопряженный с коррупцией, однако в данном случае такая опасность явно ниже, чем при любом другом раскладе.

И, как показалось Вике, не без уважения взглянув на нее, спросил:

— Неужели вы согласны просто подарить их своим работникам? Ведь, по самой общей оценке, они при продаже могут принести вам…

Вика, снова прервав его кивком (и вдруг чувствуя, что начинает себе нравиться в роли мудрой повелительницы), сказала:

— Лорд Уилби, я имею более чем ясное представление, сколько за них можно выручить при честной сделке. Но сделка в любом случае была бы нечестная: или я получила бы от благожелателей слишком много, что привело бы к скандалу, либо продала бизнес спекулянтам, заработав слишком мало, что разбило бы мое чувствительное сердце уроженки той страны, которая проводит политику, идущую вразрез с интересами кабинета ее королевского величества. Поэтому я и решила подарить их, причем в равных долях, тем, кто будет заинтересован в их процветании, — их сотрудникам.

Лорд Уилби, достав из допотопного кейса (так похожего на тот, с которым приходила к ней Матильда Росс-Джонс) смартфон, причем новейшей модели, причем в чехольчике с выложенными из алых стразов сердечками, попросил сделать паузу, кому-то позвонил, и к тому времени, когда Вика подала ему эспрессо (сервировать королевскому юристу чай она не рискнула), с легкой улыбкой доложил:

— Миледи, я передал ваше предложение куда следует, его обмозгуют, однако заверяю вас, что приложу все усилия, чтобы оно было реализовано. А мое слово, поверьте, что-то да значит!

На этот раз в его взгляде превосходства уже не было, а только изумление, к которому примешалось уважение.

Церемонно целуя на прощание руку, он произнес:

— Миледи, я прекрасно знаю, что мне не к лицу говорить вам такое. Но, думаю, из вас получится отличная супруга принца Джона!

Нет, мой лорд, не Джона — а Питера, и только Питера!

Ее Пита.

Так ее фирмы обрели множество новых владельцев.

Расставание с Питером — ее Питером — давалось тяжело — тяжелее, чем Вика могла себе вообразить. Ведь именно тогда, во время своей поездки в Питер, Вика и узнала, что значит стать невестой британского принца.

В Питере ее сопровождали молчаливые сотрудники британского консульства, которые отвезли ее в «Гранд Отель Европа» на встречу с родителями, которых она уже давно перевезла туда, а потом сопроводили ее на черных тонированных автомобилях с дипломатическими номерами к ней на квартиру на набережной Лейтенанта Шмидта.