Гордость и преступление - Антон Леонтьев

И, не исключено, нельзя.

Подозревая подобные скандалы сексуального характера в прошлом этой русской (о прошлом принца Джоки все, казалось, по команде сверху — может, в самом деле была такая команда, только он что-то упустил? — немедленно и дружно забыли), Шон, задействовав контакт в России, прошерстил все, что было возможно. И оказалось, что…

Что ровным счетом ничего! Этой русской было тридцать четыре, а он не нашел ни единого человека, с которым она бы спала. Может, еще девственница?

Нет, скорее всего, или любовников у нее было немного, или они не считали нужным говорить с прессой. Ну, или комбинация и того, и другого.

Имелся отец-инвалид, мать-пенсионерка, какие-то родичи, даже дядя-алкоголик. Ну, у самого Шона тоже был дядя-алкоголик, мир его праху, точнее, осколкам, и что с того? А тихий алкоголик из далекой России никому не интересен.

Бредя по лужам, под дождем, который тем временем перешел в ливень, Шон думал о том, как можно снова попытаться сделать так, чтобы тон задавали не эти слащавые репортажи о месте венчания, длине шлейфа подвенечного платья и диадеме из королевской сокровищницы, а смачный, мерзкий, зловонный скандал. Нет, не скандал, а целый скандалище!

Так — и только так! — он, Шон Фэллоу, мог снова вознестись на гребень успеха, низвергнув в пучины забвения и журналистского презрения всех этих писак, обсасывающих тему свадьбы.

И нанести старой грымзе, ее величеству королеве, и ее фирме сокрушительный удар.

Но пока в пучину лондонского ливня был низвергнут именно он, а новой темы у него не было. Информанты молчали, а печатать выдумки или даже полуправду было опасно: в последние годы Букингемский дворец не давал спуску тем, кто пичкал народ выдуманными историями про королевскую семью, в особенности про личностные взаимоотношения отпрысков ее величества королевы.

Со всей силы пнув пустую пивную банку, которая стояла на бордюре около его дома, Шон снова икнул и запустил руку в карман.

Ключей от квартиры там не было.

Пришлось вызывать службу для вскрытия дверей, канителиться, торговаться, возмущаться. И, заплатив наличными беспардонно высокую сумму, Шон наконец-то смог закрыть дверь своей квартиры и, повернув ключ в новом замке, так дорого ему обошедшемся, вдруг заметил большой ярко-желтый конверт с гербом, который кто-то в его отсутствие просунул ему в специальную щель в двери для корреспонденции.

Икнув, Шон повертел конверт в руках. Наверняка реклама. Однако его глаз профессионала замер на гербе. Это ведь королевский, если он не ошибается.

Нет, не ошибался.

Только вот вряд ли ему написала ее величество королева. Или пришло уведомление из Букингемского дворца, что на него подают в очередной раз в суд за клевету и искажение фактов?

Шон быстрым движением вскрыл конверт и вытащил оттуда прозрачную пластиковую папку, в которой содержались какие-то документы с печатями и подписями, а также белоснежный лист плотной бумаги, почти картона, на котором был вытеснен королевский герб.

Такое можно заполучить только в Букингемском дворце, это он знал точно. Ну, или украсть оттуда.

Что он знал еще точнее.

Ага, никакая не официальная бумага, а послание от осведомителя! Причем, судя по всему, осведомителя из Букингемского дворца. Такого рода посланий, засунутых прямо в почтовую прорезь в двери, Шон не получал уже лет десять, если не все двадцать.

Сейчас же все работают только по интернету, терабайты цифрового компромата сбрасываются одним нажатием «мышки» на анонимные серверы в странах, о существовании которых он даже и не подозревал. Все это выставляется на всеобщее обозрение во Всемирной паутине, люди читают, изучают, ужасаются…

А вот так, совершенно старомодно, прямо в духе Букингемского дворца, ему компромата никто давненько не присылал. А то, что это был компромат, Шон, по мере чтения послания протрезвевший, понял сразу.

Профессиональное чутье.

Послание, отбитое — Шон даже умилился — не на принтере, а на печатной машинке, причем какой-то допотопной модели, судя по изящным витиеватым буквам, с западающей «К» и щербатой «О», гласило:

«Уважаемый мистер Фэллоу, любезный сэр!»

«Любезным сэром» его никто никогда не называл, разве что в незапамятные времена мать, тетка суровая, которая сразу же после этого начинала бить его тяжелым шлангом от стиральной машинки. Мир ее праху — и матери, и той стиральной машинке в их крошечном домике на рабочей окраине Шеффилда, где он родился и вырос.

Без отца. Убитого букингемской мафией и лично коронованной грымзой.

«Ценя Вас как выдающего журналиста и бескомпромиссного глашатая истины, спешу довести до Вашего драгоценного сведения некоторые реальные факты, кои — и Вы можете убедиться в этом благодаря копиям документов, приложенным к сему посланию, — свидетельствуют о том, что Королевская Семья утаивает от общественности важные факты, не имея никакого права на подобную манипуляцию информацией и спекуляцию любовью и уважением своих подданных…»

И так далее и тому подобное в претенциозном, давно вышедшем из моды стиле, с постоянным упоминанием Королевской Семьи (причем всегда — с заглавной буквы), крайне корректно в выражениях, однако по сути мерзопакостно и цинично. Причем, как отметил Фэллоу, в отличие от основной массы коллег владевший правописанием и пунктуацией первостатейно, без единой ошибки!

Без единой!

Было бы интересно знать, кто мог накатать почти две страницы старомодных фраз, сплетенных в длиннющие сложноподчиненные предложения, не допустив при этом ни единой ошибки, и Шон Фэллоу, несмотря на свой гадкий характер, расцеловал бы этого человека в обе щеки, однако это был вопрос важности второстепенной.

Первостепенной важности был вопрос о том, что же, по компетентному заявлению пасквилянта, подписавшего послание «Друг из Дворца», утаивалось королевской семьей от общественности.

Раскрыв прозрачную папку, Фэллоу принялся изучать цветные копии документов. Еще не завершив просмотра, он заурчал от удовольствия. Надо же, какая редкостная удача! Если это правда, то он нанесет «фирме» сокрушительный удар.

Просто сокрушительный.

Вот именно — если. А если нет? Если это элегантная подстава, рассчитанная на то, что он, не перепроверив информацию, тотчас даст ее в тираж, а потом окажется погребенным под лавиной судебных исков.

Шон Фэллоу, усевшись за кухонный стол, заваленный пустыми бутылками, сбросил их на пол и принялся внимательно читать компрометирующие документы.

Что же, по личному опыту он прекрасно знал: то, что очень похоже на правду, вовсе не обязательно правда.

И чтобы перепроверить информацию, ему требовалось мнение специалиста.