Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

— Раздвигай диван.

Она послушно выполнила его команду.

Едва диван был разложен, как Роман повалился на него. Боль немного отпустила. За шкафом заворочался кто-то из детей.

— Мам, — раздался голос дочери.

Роман сделал знак Ирине, чтобы она не говорила о нем.

— Что тебе? — кивком показав, что поняла, ответила Ирина.

— Ты не спишь?

— Сплю!

— А почему свет горит? Я сейчас встану.

— Я тебе встану! Спи! Костика разбудишь, — и она погасила лампу.

Немного посидела на краю, а потом осторожно легла. Наверное, ждала, что Роман первый заговорит с ней, но он молчал, позабыв, что рядом жена. Он думал только о боли и о том, что может с ним произойти.

— Рома, — придвинувшись к нему, шепотом позвала Ирина. — Что случилось? Почему ты приехал так поздно и без вещей? Отчего такая таинственность?

Он не ответил, а уткнулся ей в плечо.

— Потом, потом все расскажу. Устал. Безумно устал…

— Ну спи, — вздохнула Ирина, а сама уставилась в потолок, мысленно перебирая всевозможные варианты завтрашнего разговора с мужем.

Под утро она успокоилась и задремала. «Главное, что Рома вернулся цел и невредим. Даже если квартиру не дадут, обойдемся, что-нибудь придумаем…»

Ее разбудил испуганный шепот Романа:

— Ирка, мне плохо.

— Что?! — переспросила она.

— Плохо!

— А, так, наверное, касторка подействовала.

— Наверное, — перелезая через нее, пробормотал Роман.

— Ну так иди в туалет, чего стоишь? — удивленно глядя на державшегося за живот мужа, спросила она.

— Да какой туалет?! — огрызнулся Роман. — Туда только войдешь, как Сергей Николаевич уже за дверью переминается, а потом барабанить начинает со своими идиотскими прибаутками. Такое чувство, будто он специально следит за жильцами, и только те в туалет, он тут как тут. А если он проворонит, так эта, дворянка в двадцатом поколении, Мария Евграфовна, перед дверью прохаживается или Нинка с детским горшком околачивается. Да и… — не договорил он, — нельзя мне туда.

Ирина, встав с дивана, развела руками.

— Рома, так что же делать? Может, тебе дать горшок Костика? Только уж забыла, где он, — съязвила она.

— Дура! — огрызнулся в ответ Роман. — Дура и все. Ведро неси! Да тихо, — прохрипел он, — детей не разбуди.

Ирина решила было выяснить, что, в конце концов, происходит.

— Слушай, хватит ваньку валять! — упершись одной рукой в бок, начала она. — Объясни… — она осеклась, увидев исказившееся от боли лицо мужа.

— Сейчас, сейчас, Ромочка, — подбежала к двери и через секунду вернулась с ведром.

— Отвернись, — прикрикнул он, усаживаясь на ведро.

За шкафом послышалась возня. Ирина метнулась к детям.

С Уманцева градом катил пот. Живот точно пронзали кинжалы, он боялся заглянуть в ведро, будучи уверен, что оно полно крови.

Ирина осторожно выглянула:

— Ну что?

— Иди сюда, — слабо позвал Роман, решив, что уже поздно для «скорой помощи».

Ирина присела перед ним на корточки.

— Да что с тобой? — провела она рукой по его мокрому лицу.

— Ира, — жарко дыша, проговорил Роман, — я там, на «Катоке», нашел алмаз. Редкий, дорогущий… Я столько вынес, чтобы провезти его сюда, чтобы мы смогли начать новую жизнь, чтобы наконец-то вырвались из нужды… Короче, ты же понимаешь, если бы его нашли у меня, то отобрали бы, а меня посадили. Поэтому, — он перевел дыхание, — я его проглотил…

Ирина глухо вскрикнула, зажав рот ладонью.

— Сумасшедший, что ж теперь будет? — в ее глазах заблистали слезы.

— Наверное, самое плохое, — ответил Роман.

— Я сейчас вызову «скорую», — поднялась Ирина.

— Не надо, — он взял ее руку и приложил к своей щеке. — Лучше постарайся найти патологоанатома… такого… — Новый приступ боли прервал его. Роман обреченно скрючился на ведре, но нашел в себе силы договорить: — Расскажи ему все. Но сначала возьми расписку, что он согласен на половину суммы от продажи алмаза, чтобы все не захапал… Ой! Опасно это. Как же ты без меня?! — не удержавшись, всхлипнул Роман и громко застонал: — Ой! Ой!

— Что? Что? Ромочка! — тряся его за плечи, причитала Ирина.

— Кажется того… — боясь ошибиться, прошептал он.

— Чего того? — брови Ирины встали почти вертикально. — Умираешь?

— Нет, того… пакет, кажется, вышел.

— О боже! — не мигая, проговорила Ирина. — Так давай посмотрим!

Уманцеву было страшновато, но ведь все равно надо было решиться. Он с трудом оторвался от ведра. Стукнувшись головами, они принялись разглядывать содержимое.

— Ни черта не видно. Дай лампу, и еще… ложку, что ли? Лучше половник! Нет, шумовку!

Ирина металась, выполняя приказания мужа.

— Есть! — сдавленно вскричал Уманцев, подцепив шумовкой пакет. — Есть! — вскочил и принялся приплясывать.

Из-за шкафа выглянули любопытные головы детей.

— Папа! — удивленно протянул Костик.

Уманцев, выплясывая в чем мать родила, прыгнул на диван.

— А ну спать! — замахала на них руками Ирина. — Спать!

— Папа! К папе! — принялись канючить дети, но она быстро разобралась с ними и, сгорая от любопытства, вернулась к Роману, без сил лежавшему на диване.

— Вылей из ведра, но так, чтобы ни одна сволочь соседская не увидела, — устало проговорил он, — и принеси мокрое полотенце.

Ирина выглянула в коридор. Убедившись, что там никого нет, схватила ведро и помчалась в туалет. Вернулась с мокрым полотенцем, вытерла пакет и положила на стол.

— Ножницы, — дергая носом от неприятного запаха, только теперь он его почувствовал, сказал Уманцев.

Ирина подала ножницы, он встал с дивана, разрезал целлофан и, взяв его двумя пальцами, протянул Ирине.

— Выброси!

Но она не двинулась с места. Она смотрела на камень. Темный, невзрачный.

— Фу… — разочаровано произнесла она. — Я-то думала!.. Да это вовсе и не алмаз.

— Много понимаешь! — не отрывая взгляда от своего сокровища, бросил Уманцев и поставил включенную лампу на стол.

Алмаз будто проснулся, свет, заключенный в нем, пришел в волнение и заиграл. Ирина привалилась к столу.

— Красиво как, — протянула она.

— То-то же.

— Да, но бриллианты обычно прозрачные. Недаром говорят, чистой воды бриллиант, то есть, если положить его в воду, он как бы растворяется в ней и становится невидимым.