Оправа для бездны - Сергей Малицкий

– Это если он есть, – постучал каменным пальцем себя по лбу Уска и сквозь прищур начал Марика разглядывать.

– Ну что ж, вроде как и я делом заниматься с завтрашнего дня начинаю? – согласился со словами деда Марик, оторвал кусок лепешки поменьше, опустил в ту же чашу и отправил в рот. Огнем полыхнуло по языку и глотке! Слезы навернулись на щеки! Глаза едва не выкатились за ними вослед!

– Запей, запей! – поспешил с кубком дед. – Вот, – кивнул он, когда Марик с превеликим трудом залил пожар во рту и, отдышавшись, с подозрением окинул взглядом прочие яства. – Ты, парень, где бы ни оказался, знакомое блюдо ешь. Хотя в некоторых домах, не про нас речь, даже дышать следует с опаской. Но и в любом трактире опаска не помешает! Не все, что в рот смотрит, глотке на пользу! Это ж жгучий корень! Его не всякий жалует, хотя, если распробовать, он как жар в бане! Дыхание прочищает, да и кишкам покоя не дает! А уж как хорошо после такой трапезы, да сразу после облегчения, седалищем в холодную воду присесть!

– Ну до облегчения еще дотерпеть надо, – усмехнулся Уска и вытер губы тем же куском лепешки, после чего отправил ее в рот. – Разговор у меня к тебе есть, парень.

– Это насчет чего же? – закашлялся Марик, потому что пламя словно выплескивало из нутра при каждом слове. – Насчет меча или насчет Оры? Или обет мой еще каких наставлений требует?

– А ты не ершись, – посоветовал дед. – Опять же, кто сказал, что мы тебя морить наставлениями станем? Может быть, ты сам к мудрости припасть хочешь?

– Подожди ты, – отмахнулся от деда Уска. – Сам-то хоть понимаешь, о чем говоришь? Много ли ты сам припадал к мудрости в полторы дюжины лет?

– Много ли, мало ли, а все одно начерпал, что не расплещешь, – гордо задрал нос дед.

– Не расплещешь, если нагибаться не станешь, – съязвил кузнец и опять повернулся к Марику: – Тут такое дело, парень. Меч участия твоего не требует. Дай срок – будет тебе меч. Конечно, магии, которая из ножен меча на спине Кессаа рвется, в нем не будет, а вот сталь слажу лучше. Но о том сам после судить будешь. Работа долгая. Насчет Оры мне тоже сказать нечего. Точнее, все сказано уже. От слов своих отступаться я не буду. Мой дом – ее дом, а уж то, что глаз ты на нее положил, ни тебе, ни мне о том перемалывать не стоит.

– Кто это сказал? – растерялся Марик, чувствуя, что жар из живота на щеки его перебрался.

– А и говорить ничего не надо, – хмыкнул с набитым ртом дед. – Ты ж зацветаешь при ее виде точно так же, как теперь зацвел!

– Не тереби парня! – оборвал деда Уска. – Или и Ора не цветет точно так же? У ремини, кстати, женщина решает. Выбор парень делает, а уж женщина решает, соглашаться с его выбором или в девках остаться. Одно скажу: хорошо, что ты уходишь. У нас молодой парень, если на девчонку глаз выцелит, да еще и ответный взгляд получит, уходит из поселка на год. Тот самый срок, чтобы хмель из груди выдуло да с глаз смахнуло, так что уходи с чистым сердцем: что останется – твое, а что смоет – о том жалеть не следует.

– Да я!.. – попытался вставить Марик, но Уска только рукой в его сторону махнул.

– Наставления по обету твоему дед тебе скажет, если не все сказал еще, а я о другом тебя просить стану. За Насьтой присмотреть.

– Не понял я, – выпрямился Марик. – Как же я присмотрю за ним? Или идет он с нами?

– Идет, – скривился в гримасе Уска и с хрустом сжал кулачищи. – И ведь сам понимает, что не на его зуб орешек, и разгрызть не пытается даже, а все равно идет, за тем лишь, чтобы любоваться на него вблизи!

– На нее, – поправил кузнеца нахохлившийся дедок.

– Да… – топнул ногой Уска. – Ладно б хоть смысл какой в этом был! С другой стороны, в молодости смысл в самой молодости и заключается! Я сам таким был, вот только ведьмы такой не встретил.

– На твое счастье, – с ухмылкой ввернул дедок.

– О счастье болтать не стану, – отрезал Уска, – но и о несчастье забывать тоже. Пригляди за ним, парень. Не прошу тебя обет твой нарушать или указывать что Насьте…

– Он сам кому хочешь укажет, – зло хихикнул дед.

– Просто не оставляй его, понял?

Сказал кузнец эти непростые слова и глазами, как горящими углями, в Марика уставился, а того только что не вывернуло от этих слов. Не сиди он сейчас в чужом доме, не прими он угощения толику времени назад – встал бы и молча ушел, а тут – что хочешь делай, а отвечать надо.

– Спасибо, Уска, – кивнул кузнецу Марик после долгой паузы, затем еще раз кивнул, собираясь с духом. – Спасибо, что просишь меня об этом. Может быть, и я так просить кого буду, когда по воле Единого детей выращу? Вот только мнится мне, что в мои, пусть еще небольшие, годы всякое слово как стрела. Если сердце принять его может, так и нечего целить – ранишь. А если брони на том сердце холодные, так ты хоть обстреляйся – толку не будет!

– Слышишь, парень? – зашевелился Анхель. – А может, вернешься когда, ко мне в ученики пойдешь? Уж больно ты слова складно лепишь…

– Тихо, – оборвал старика Уска. – Не о том сейчас речь!

– Да знаю я, о чем речь! – вскочил на ноги старик. – Ты же по этому парню как по отливке молотом стучишь – и слушаешь, есть в нем раковина или нет! А по нему стучать не надо хотя бы потому, что другой раз перелить все равно не успеешь! Его предупреждать надо! И не о том, что Насьта твой разум потерял – поумней твоего сына еще поискать в нашей долине, – а в том, что девка эта, Рич, или Кессаа, демон ее разберет, – сумасшедшая!

– Сумасшедшая? – удивился Марик.

– Именно так! – рявкнул тонким голоском дед, плюхнулся на чурбак и добавил: – Но не дура, совсем не дура!

– Так что же… – удивился Марик. – Что же ты полагаешься на нее?

– А на кого еще полагаться? – взвился дед, но тут же опять остыл: – Я вот что тебе скажу, парень. Ты все то, что слышал от меня, помни, но запомни и главное. И Насьта о том тоже знает. Ты помоги ей. Ты ее не оставляй, потому как Насьта ее точно не оставит – и не по причине слабости какой, а по иному делу. Красота красотой, а есть в ней что-то такое… Она как Аилле! Сжечь может, но темно без нее и холодно, понимаешь?

– Это ты о чем, дед? – недоуменно повернулся к Анхелю Уска.

– А! – махнул рукой старик и отвернулся.

– Ладно, – сплюнул кузнец. – Разговоры разговорами, но и дело надо знать. Ты… это… куда… лопату свою дел?

– Нет ее больше, – вздохнул Марик. – Кровь юррга железяку мою сожрала. Жердину на берегу положил.

– Там и оставь, – кивнул Уска и, поднявшись, пошел к горну, наклонился и выудил оттуда длинный сверток. – Вот. Времени у меня было немного, но было кое-что под рукой. Сладил я тут для тебя. Это не меч, так что воином себя не считай. Но и с лопатой твоей я тебя за Мангу не отпустил.

Хотел было Марик огрызнуться, что и лопатой можно юррга положить, но тут холстина сползла с того, что он в руки принял, и язык у парня отнялся. Только и прохрипел через силу: