Метрополис - Филип Керр

— Ну же, проводите его, — велел Треттин. — Разве не за этим мы здесь?

Теперь нерешительность доктора Оствальда сопровождала гримаса.

— Подождите, я давно знаю этого парня, — произнес он. — Штефан Рюле — один из наших постоянных клиентов и немного смутьян. Помимо того, что он потребует денег, у него есть несколько эксцентричных, если не сказать безумных, идей. И кстати, не платите ему. По крайней мере сразу. Иначе в этом кабинете появится еще десяток таких же. Поговорите с ним минут шесть и, если останетесь в здравом уме, скажете, что я был неправ. В противном случае услышите от меня: «Я же говорил».

— Мы способны уделить ему шесть минут, — сказал я. — Даже те нацисты снаружи дали бы ему, наверное, больше.

— Хорошо. Только помните, не стоит заглатывать все, что он говорит. Если не хотите, чтобы вам пришлось промывать желудок. — Доктор Оствальд махнул рукой секретарше: — Проводите его, Ханна, дорогая.

Та вышла, затем вернулась, стараясь не вдыхать запах человека, шедшего следом. Это был хитроглазый мужчина в кепке, которая напоминала мох, проросший у него на голове, и в пиджаке, сделанном скорее из жирных пятен, чем из шерсти. Увидев нас, он ухмыльнулся и возбужденно замахал руками:

— Вы из полиции?

— Верно.

— Если вы из полиции, где ваши жетоны? Мне нужно увидеть какое-нибудь удостоверение, прежде чем что-то говорить. Я не дурак, знаете ли.

Я показал ему жетон.

— Итак. У вас есть для нас информация, герр Рюле?

— Штефан. Никто не называет меня герр Рюле. Не в наши дни. Только если у меня неприятности. У меня нет неприятностей?

— Никаких, — ответил я. — Ну что ж. Как насчет информации? У вас есть какие-нибудь сведения о человеке, который убивает инвалидов войны?

— Если я скажу, откуда мне знать, что вы меня не убьете?

— Зачем нам вас убивать? — спросил Треттин.

— Поймете, когда я передам то, что вам нужно. К тому же вы из полиции. А значит, имеете право вредить людям вроде меня.

Треттин терпеливо улыбнулся:

— Мы обещаем не убивать вас, Штефан. Правда, Берни?

— Клянусь сердцем, чтоб мне сдохнуть.

— Звучит как обещание коппера. То есть совсем не обещание. Может, если я выпью, это поможет вам поверить.

Я посмотрел на Оствальда, тот покачал головой.

— Если расскажете нам что-нибудь интересное, пригласим вас выпить пива, — сказал Треттин. — Сколько угодно пива, если мы узнаем имя.

— Пиво не по мне. Шнапс. Я люблю шнапс. Как и вы, ребята. Я чувствую, как от вас пахнет.

— Хорошо. Мы угостим вас шнапсом. А пока, почему бы не покурить? — Треттин открыл свой портсигар и протянул Рюле.

Тот взял несколько сигарет и спрятал их в карман.

— Спасибо. Ну, тогда к делу, как вы говорите. Человек, который убивает ветеранов войны, — такой же коппер, как и вы. Я знаю, потому что видел, как он застрелил человека.

Настала моя очередь терпеливо улыбаться:

— Почему вы так говорите?

— Потому что это правда. Я его узнал. Тех людей убил полицейский. Я все видел. И как по мне, это было милосердие.

— На нем была форма?

— Нет.

— Тогда откуда вам знать, что это полицейский?

— Откуда? То есть? Я знал. Понятно? Видел его раньше. Где-то. Не помню, где. Но я уверен, что тогда он представился полицейским. Тот самый человек и пристрелил одного из шнореров[41].

Рюле говорил быстро, отрывисто, почти не глядя в глаза, что сразу заставило меня подумать, что этот человек немного не в себе. Большую часть времени он смотрел на ковер, будто в узоре было нечто увлекательное.

— Да, но зачем полицейскому творить подобное? — спросил Треттин.

— О, все просто. Потому что он, наверное, верит, что те люди — бродяги. Что они — часть эпидемии, поразившей город. Непотребные и недостойные презрения. Вот почему он это делает, точно. Потому что нищие навязывают людям свою мерзкую бедность в корыстных целях. Люди почувствуют, что в Германии становится лучше, только когда кто-то примет меры против нищих всех мастей. Вот почему он это делает. Это же ясно как белый день. Он делает это из соображений городской гигиены. И, честно говоря, я с ним согласен. Необходимая защитная мера против неэкономического поведения.

— Мой коллега сказал, — произнес я, — что не верит в то, что полицейский способен на хладнокровное убийство.

— Ну, это меня не удивляет. Все считают полицейских необходимым злом. А они и есть зло. Они — вы — выполняете работу дьявола. Когда полицейский стреляет в преступника — это самое хладнокровное из убийств, потому что такая у него работа, понимаете? Ему за это платят. Тут нет никаких эмоций или чувств. Полицейский делает свою работу, потому что нам нужны злые люди, которые делают злую работу, чтобы уберечь нас от других злых людей. Или ему так кажется. Но на самом деле он делает это потому, что так велел ему дьявол. И когда приходит ночью домой, спокойно засыпает, потому что может себе сказать, что просто выполнял приказы дьявола.

— Дьявола. — Треттин вздохнул и покачал головой.

Было ясно, что он уже потерял надежду получить от Штефана Рюле какие-нибудь разумные сведения.

— Как выглядел тот полицейский? — спросил я.

— Он был похож на демона, вот на кого. Не уверен, на какого именно. Но его лицо покрывали волосы. Глаза у него были красные. А одежда — лучшей из доступных человеку. Будто деньги ему неважны. Обувь сверкала, как снег. Скипетр, который он держал, означал его власть на земле, а улыбка была белой, точно у волка. Не сомневаюсь, он зубами вырвал бы мне горло, останься я поговорить с ним. Если у вас есть полицейский художник, я с радостью помогу составить портрет.

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

Я посмотрел на часы.

У мужчины было шесть минут. И когда наконец нам удалось от него избавиться, доктор Оствальд посмотрел на меня с блеском в глазах:

— Я же говорил.

Облавы и временные задержания буйной молодежи Берлина шли по плану, но Комиссии по расследованию убийств дали очень мало. Мелкие преступления и обычные правонарушения. Эрнст Геннат пожимал плечами от разочарования. То, что зачистка ничего не выявила, не значит, что она была ошибкой — так он на это смотрел. Тем временем в газете «Берлинер Тагеблатт» вышла статья Бернхарда Вайса. Как и предсказывалось, департамент атаковали мужчины — и одна лесбиянка-трансвестит, — которые утверждали, что они и есть доктор Гнаденшусс. Возможно, нам повезло, что почти сразу после этого нашли тело четвертого ветерана, и мы смогли выставить всех за дверь с предупреждением по поводу напрасной траты времени полиции.