Слуга Смерти - Константин Соловьев

— В убийстве, — сказал и поправился. — В нескольких убийствах.

Макс фыркнул.

— Видимо, следующим ты арестуешь его, — он кивнул в сторону оленьей головы, — за то, что носит рога. Я тоттмейстер, Курт. Мне приходилось убивать людей, пожалуй, даже чуть чаще, чем считается позволительным для образованного человека. Я был на войне, где на убийство отчего-то смотрят куда более снисходительно.

— Хватит. Ты знаешь, о чем я. Убийства здесь, в Альтштадте. Убийство двух женщин и, скорее всего, одного мужчины.

Он нарочито медленно, с улыбкой на лице, протянул руку к стакану, следя за тем, как я провожаю его движения стволом.

— Выходит, я тот самый убийца, которого ищет весь город?

— Да.

— Ясно, — он отхлебнул из стакана, по-прежнему без всякого видимого беспокойства. — Я могу одеться, перед тем как меня закуют в кандалы? Погода на улице недостаточно хороша, чтобы разгуливать в халате.

Он был также беззаботен, как в тот день, когда, в ожидании дуэли, балагурил в трактире.

Это был все тот же Макс Майер, которого никакие внешние обстоятельства не могли вывести из себя, который, сохраняя на лице располагающую улыбку, всегда имел что-то наготове. Тот самый Макс, которого, как я думал, в конце концов сломил и ослабил этот город.

— Ты не хочешь узнать, где ошибся?

— Не думал, что мне это будет позволительно. Я так понимаю, ты жаждешь сообщить, каким образом вскрыл личину коварного убийцы, долгие годы удивительно маскирующегося под твоего друга?

А еще Макс всегда умел бить в цель, и для этого ему не требовался пистолет. Я стиснул зубы:

— Ты все сделал качественно, Макс. Очень. Ты начал ошибаться, лишь когда стал заметать следы. Наверно, все же не выдержали нервы. Видимо, Сенека с Марциалом не пошли тебе на пользу.

— Ты начал шутить, — прокомментировал Макс. — Это хорошо. Ты шутишь лишь когда беззаботен или же до крайности напряжен. В любом случае оба этих состояния лучше, чем просто молчание. Не стану скрывать, с удовольствием послушаю о своих преступлениях, это обещает быть определенно занятнее той же классики.

— Я не знаю, зачем и как ты убил фрау Блюмме. Не знаю, где ее встретил и отчего ждал час, перед тем как разбить ей голову.

— Однако хорошее начало… — пробормотал он. — Завязка достаточно скверна, но, надеюсь, ты сможешь отыграться если не в эпилоге, так хоть ближе к середине… Прости, не буду мешать, продолжай.

— Будучи тоттмейстером, ты прекрасно понимал, что без мозга труп бесполезен, и твои коллеги ничего не смогут с ним поделать. Еще раз говорю, я не знаю, зачем ты сделал это, и не уверен, что хочу узнать. Но я вижу твои следы, Макс, и вижу их слишком отчетливо. Со вторым телом было сложнее. Ты не просто убил его. Ты поднял его, мертвое, и еще несколько дней использовал для своих целей, как марионетку. Ты говорил, что тебе несимпатичен Арнольд?.. У тебя был свой слуга, сделанный из твоей же жертвы. Ты ведь просто хотел, чтоб труп не остался на месте преступления, верно? Это очень удобно, когда труп поднимается с того места, где его убили, и послушно отправляется в путь. Он может оказаться на другом конце города, не вызвав ни у кого подозрений, убийце не придется взваливать его на плечо и нести, опасаясь, что его перехватят жандармы. Но и тут есть трудность — ведь убивать второй раз мертвого необязательно. Ты мог оставить его тело где угодно и уйти, но как только его бы обнаружили, первый же прибывший тоттмейстер понял бы, что мертвеца использовал кто-то, сродни его самому. Мы ведь хорошо умеем ощущать такие запахи, да? Значит, просто оставить тело не годилось. Ты размозжил ему голову, так как до этого Фрау Блюмме, добившись сразу двух целей — смерть выглядела естественной, и никто бы не сказал, что мертвец до этого спокойно передвигался на своих двоих. Ну и твои собственные следы теперь были стерты из его раздавленного мозга. Никаких признаков присутствия тоттмейстера — просто еще один безголовый труп в городе, мало ли, чей. Да и сам труп останется неопознанным — ведь он явился неизвестно из какой части Альтштадта, а может, и вовсе из другого города…

— Ты умеешь складно изложить, всегда ценил в тебе эту черту.

— Но ты боялся, Макс. Того, что найдется тоттмейстер с более тонким нюхом, чем у тебя самого. И не случайно, ведь наше прикосновение к телу накладывает запах, который ощущается еще очень долго, даже если разбить голову, а само тело нашинковать, как капусту. Ты не мог позволить, чтоб его касался кто-то из Ордена, кроме тебя, ведь тогда вся эта уловка с бродячим трупом не сработала бы, к тому же ты выявил бы собственную причастность. Опытный обер-тоттмейстер третьей категории смог бы опознать тебя, едва коснувшись мертвеца. Значит, надо было брать дело в свои руки. Ты сам обнаружил тело и тем самым стал единственным тоттмейстером на месте преступления. Я говорил с Кречмером, он не вызывал тебя туда, как не вызывал никто другой, ты сам явился.

— Нашел тело я, — согласился Макс. — Но совершенно не понимаю, отчего этот факт стал еще одной ступенью в шаткой лестнице твоих рассуждений. Я почувствовал его за два квартала. Или, скажешь, тебе самому не приходилось натыкаться на трупы совершенно случайно?

Мне приходилось. Но отвечать я не стал.

— Отчего ты не избавился от тела Фрау Блюмме точно так же? Боялся, что ее узнает кто-то из соседей, когда она, уже мертвая и залитая кровью, двинется вон из дома? Или тогда это еще не пришло тебе в голову? Во второй раз ты был аккуратен — всего один удар, почти нет крови… Такой мертвец может неделю ходить по городу и не привлекать особого внимания. Но именно из-за него ты волновался более всего — слишком невовремя появился я, хоть это и была случайность. У тебя получилось заговорить мне голову, отвести в трактир, не дать прикоснуться к телу, а ведь я бы тоже почувствовал твою руку на мертвеце. А тут еще я начал рассуждать о том, что у двух тел, найденных в городе за последние сутки, чересчур много общего — и ты уже стал сомневаться, а случайность ли меня привела? Это было уже слишком опасно. Ты отдал приказ немедленно кремировать тело после вскрытия, чтобы ни один тоттмейстер уже не смог осмотреть его. Но был еще я, так ведь? И ты решил не откладывать мое дело на следующий день, попытавшись застрелить меня у собственного дома. Тебе не повезло, но и я ни о чем не догадался, так что, убедившись, что я не подозреваю ни тебя лично, ни кого-нибудь из тоттмейстеров, ты успокоился и решил оставить мне жизнь. Ты лишь убил Арнольда, полагаю, чтобы заставить меня почувствовать давление неизвестного убийцы, сделаться добровольной жертвой, отчаянно путающей следы вместо того, чтобы оглянуться и пораскинуть мозгами. Хороший ход, достаточно тонок и эффективен. Я сам выбалтывал тебе планы — чтобы ты мог убирать все следы. Стоило мне сказать о том, что собираюсь допросить служанку Блюмме, которая видела неизуродованное лицо первого тела, как ты уже действовал.

— Служанка? А что она?

— Она мертва. Я еще вчера попросил Кречмера разузнать ее адрес, сразу после того, как говорил с тобой. Сегодня утром ее нашли в собственном доме. Голова разбита. Как тебе удавалось не запачкаться в крови? Ведь ее должно было быть чертовски много… Ты убил ее. Ради чего? Она даже не угрожала тебе, я лишь хотел проверить, действительно ли убийца час медлил перед тем, как закончить дело. Даже выдумал, что убийц было двое… Когда разум отказывается видеть очевидное, он иногда пытается плодить бессмысленные фантазии. Вроде галлюцинаций в темной комнате. Этим я и был занят. Ты просто боялся, что она выдаст тебя, хоть и не знал, как. Не хотел давать мне еще один след.