Золотая пуля - Юрий Некрасов

Я перестал брыкаться и вылез наружу. Недомерки ползали вокруг меня, некоторые вставали на карачки, самые смелые поднимались в рост, но все равно касались руками пола, и все, без исключения тыкались в меня носами, подталкивали, как дельфины к берегу, гнали прочь.

Я шагнул к Птеродактилю. Они его загородили.

На пол со звоном упал гвоздь. В пару моих ладоней длиной. Где недомерок прятал его? Второй ответил тем же, выронив еще один из клюва. Зазвенело со всех сторон. Каждый подползал и дарил мне холодное железо. Я подобрал один из гвоздей. Какой славный, тяжелый друг.

Душа заныла от расставания с рогом, но этот был не хуже.

Уродцы не пускали меня к старику, но дали гвозди.

Вдруг зарябили оба фонаря, точно их одновременно облепило по стае бабочек. Темнота оскалилась, вонь резанула по ноздрям. Привык вроде, но снова стало хуже. Свет бился, умирая. Я вновь не сумел нащупать в себе страха.

Здесь тупик. Надо бежать.

Недомерки поднялись на ноги, пара принялась выталкивать меня в дверь, другие вернулись к Птеродактилю. Я все пытался рассмотреть через плечо, что же они с ним будут делать? Упрямый старик еще дышал. Мне показалось? Он смеялся?! Я дергался, гвозди звенели в обоих кулаках, упрямились, не пускали. Я развернулся и нос к носу столкнулся с одним из личинок.

Он был мертвый. Окончательно и стыло. Я видел, как от него отслаивается мясо, торчат жилы сквозь дыры в коже, поэтому старался не пялиться совсем уж в упор. Почти мой ровесник. Я не дал бы ему больше десяти, ну, двенадцати лет.

Накатило резко и с размаху. Я ведь мог остаться тут с ними. Таким же!

Он поднес свой клюв прямо к моему лицу, точно хотел поцеловать на прощание, я не выдержал и гвоздем зацепил, потянул, дернул, вырвал эту чертову маску. Как он кричал… как все они кричали!

Гвозди, мразь. Слышишь, они дали мне гвозди.

Такие длинные острые штуковины. Я поразился, насколько просто и жутко они выглядят. Тук-тук! Сейчас. Сейчас.

Свечи валялись как попало. Свет от них бился, нервный пульс, давал то почти дневную картинку, то падал до густых сумерек. Видно было, что мальчишки здесь не церемонились. Минуты две я смотрел в щель в двери, не решаясь открыть ее настежь. Недомерки сгрудились толпой и буквально выдавили меня наружу.

Мстительно навалился на дверь всем телом, рассчитывая грянуть ею об стену. Раздавить урода на хрен! Она едва открылась до половины, что-то ей мешало, и она скрипела так пронзительно, удивлен, как на ее зов не сбежались уроды со всех боен.

Я протиснулся и сразу упал. Споткнулся о тело самого первого мальчишки. Это-то меня и спасло. На уровне моего горла едва заметно блестела натянутая струна. Чик-чик, воробушек, чик-чик.

Я грохнулся так капитально, что дыхание вышибло и колени заныли, я чувствовал себя, как яйцо всмятку, а тут еще гвозди разлетелись по полу.

Змеесос болтался на одной руке, развернувшись ко мне спиной. Я оторопел от этого зрелища. Он весь подобрался, что твое насекомое, подтянул колени к груди, уперся ими в дверь и так повис, дергался, рычал. Второй, раскуроченной ладонью, вцепился себе в запястье, вывернул его под диким углом, точно надеялся отломить. Или пытался вырвать ладонь, но широкая шляпка не давала? Я хныкнул, отбросил челку, звякнул, подбирая гвоздь…

Первым мои царапания услышала змея. Хвост выстрелил из-за плеча и вломил мне под дых. Я опять упал. От зада до затылка меня пробило ужасающей болью. Я захлебнулся ею, скорчился, хватал воздух, но его огромные кубы никак не влезали в мой крошечный рот. Месть, какая была, начисто вылетела у меня из головы. Стоило бежать, подниматься на колени, хвататься руками за стены, опираться на рогатку. Руки нащупали ее, скользкую от нутряной жижи мальчишки, и я наконец-то сумел вдохнуть.

Нельзя медлить!

Не страх, так боль доконают меня. Я взревел, перехватил рогатку наперевес, как копье, и бросился к двери. Змеесос что-то пел, я с удивлением понял, что он не затыкался все это время, наяривая свои адские мелодии, но я несся на него, как поезд, реактивный снаряд, болид, а им плевать на музыку Дьявола, они тупые и быстрые.

Столкновение было настолько неожиданным, что древко вырвало у меня из рук. Змеесоса косо пришпилило к двери. Один гвоздь вошел ему в плечо через бок. Я отпрянул и согнулся, уперев руки в колени, тяжело дыша.

Сейчас я подбираю для всего этого какие-то слишком простые, дурацкие слова. Меня перемешало, не сказать иначе. Ноздри горели, рот и глотка ссохлись в жерло вулкана, забитое пеплом, в голове ревел ураган, но руки и ноги слушались, горели неутолимой жаждой бить, мочить, рвать на части. Я послушался их.

Я прибил подонка к двери. По всем правилам.

Он трепыхался и жутко кричал. Я совершенно не боялся. Никто не придет. Фальшивое распятие должно обернуться подлинным. Не затем Иисус умирал на кресте, чтобы жалкие подражатели могли безнаказанно его высмеивать.

Я подобрал кирпич, разломанные на половины, они валялись по всему полу. Выбрал гвоздь, подступился. Нога Змеесоса взметнулась, только на этот раз я был готов. Я проткнул его голень, нога сама нанизалась на сталь, как на вертел, мне оставалось только добавить.

– Хххаа! – Кирпич утопил гвоздь в плоти по самую шляпку. Рана вокруг гвоздя моментально затянулась. Не давая опомниться, я врезал кирпичом суке по ребрам. Ррраз! Я невольно открыл рот, глядя, как срастаются ребра. Схватил вторую ступню и шибанул по ней. Пока Змеесос орал и трясся, вколотил ему еще пару гвоздей – ноги наконец надежно повенчались с дверью.

До руки мне не дотянуться. Глаза?! Желудок ссохся и болтался где-то снаружи тела пустым бурдюком, но от мысли, что я выкалываю шары этой нечисти, рот мой наполнился горьким песком. Ну уж хрен!

Я тяжело оперся о косяк, и тут меня схватили за руку.

За дверью маячил один из недомерков. Судя по кровоточащей пасти, тот самый, что вел меня до двери. С рук его быстро капало. «Шыыыннк! – сказал он и хлопнул ластом по двери. – Шыыыыннк!» – еще раз, более настойчиво повторил он и потянул дверь на себя. Я привалился плечом к ногам Змеесоса и толкнул дверь. «Кт-кт-кт! – застучало изнутри. – Кт-кт». Я сразу понял, чего он хочет.

Дерево на двери было разбухшим и обитым дрянной жестью. Протыкалась она буквально пальцем. Я без труда вколотил гвоздь, глубоко утопив его в косяке. Отец показывал, как надо, чтобы прочнее держалось. Десяток гвоздей ушел, чтобы намертво замуровать могильник. Еще один я не удержался и на прощание всадил Змеесосу под ребро.

– Как надо, – шептал я, и глаз не прятал. – Как надо.

По рукам моим горячо брызнуло – обычная кровь, никакого колдовства, глаза чудовища погасли, хвост потек, заструился из пасти, вздрогнул и свалился к моим ногам раздутой мышечной сумкой с едва шевелящимися присосками. Я не стал разглядывать эту дрянь, а просто пнул ее подальше в угол и тут же пожалел об этом. Вот на кого стоило потратить последние гвозди.