Мертвый лес - Дмитрий Геннадьевич Колодан

деле разбил мое сердце, но я не отдавала его ему. Ни я, ни остальные. Мое сердце навеки принадлежит тому, чьи кости гниют на дне болота из-за того, что глупый мальчишка отдал не тот приказ. Мерзкая смерть, а все из-за тупого упрямства мальчишки, у которого молоко на губах не обсохло… Упрямства и трусости.

Голос Марты-Берты звучал спокойно и ровно, но от ее слов у Ивы по спине забегали мурашки.

– Но… – Ива сглотнула. Ей хотелось крикнуть, что Юстас вовсе не трус. Что это какая-то ошибка. Но женщина-призрак права: Ива и в самом деле многого не знала и еще больше не понимала.

– Я знаю тебя, дочь Хозяйки, знаю, что ты сделаешь, – тихо проговорила Марта-Берта.

– В самом деле? – спросила Ива, которая, напротив, не имела ни малейшего понятия о том, что она сделает или должна сделать. – И что же?

– Ты юна и безрассудна, у тебя большое сердце. Ты попытаешься все исправить.

– Я…

– Ты попытаешься все исправить и все испортишь.

И с этими словами призрачная женщина исчезла. А Ива еще долго стояла посреди двора, глотая горячий воздух. Что значит «все испортишь»?

На чердачной лестнице

Юстас ждал ее, сидя на ступеньке лестницы. Между фигурными балясинами лохматились клочья пыльной паутины, и лейтенант дул на нее и глядел на то, как она выгибается, подобно парусам лодки.

– Куда ты запропастилась, принцесса? – спросил он с лучезарной улыбкой. – Я уж испугался, что ты передумала.

– Нет, не передумала. – Ива посмотрела на колышущуюся паутину. – А ты когда-нибудь видел море?

– Море? – Юстас задумался. – Может быть. Очень давно. Кажется, мы ездили с отцом на море, перед тем как меня отдали в кадетский корпус.

– Почему они преследуют тебя? – перебила его Ива. Лейтенант вздрогнул.

– Кто, красавица?

– Призрачные девушки и женщины, которые вьются у тебя за спиной.

– А! Ты про этих… барышень? Не знаю, красавица. Может, потому, что я им нравлюсь?

Юстас соврал, и Ива это увидела. Однако она не стала упрекать его во лжи. Он был в своем праве. Каждого в этот Дом привела Большая Потеря, но не всякому по силам вытащить ее наружу. Многие, и лейтенант Юстас, похоже, из их числа, даже под крышей Дома продолжали прятаться. В первую очередь – от самих себя.

– Может быть, и так, – сказала Ива, поднимаясь на пару ступеней. – Тогда идем?

Лейтенант молча поднялся. Отряхнул пыль с белоснежных манжет и все так же, не говоря ни слова, двинулся за ней следом. Ива мысленно себя выругала. Вот кто ее за язык тянул? Как всегда сунула нос куда не просили… Но слова сказаны, обратно их не воротишь.

Так они и поднимались в мрачной тишине, и только когда до чердачной двери оставался один лестничный пролет, Юстас нарушил молчание.

– Иногда они приходят ко мне ночью, – сказал он, глядя мимо Ивы. – Ничего не делают, ничего не говорят – стоят вокруг кровати и смотрят. А я притворяюсь, будто сплю, хотя я вовсе не сплю…

Ива промолчала.

– Должно быть, они не могут простить мне того, что я выбрался, а другие нет. Я так думаю. Они же ничего не говорят, хотя могут… Но они только стоят и смотрят.

– А как ты выбрался? – осторожно спросила Ива.

На лице Юстаса появилось затравленное выражение, которого она никогда прежде не видела. Скулы вытянулись, он злобно ощерился. От неожиданности Ива отпрянула, но Юстас быстро взял себя в руки.

– Не помню. Я почти ничего не помню. Я очень старался обо всем забыть и, кажется, преуспел… Я помню, как подошел к воротам этого Дома – замерзший, голодный и без сапог – и как твоя Матушка впустила меня. Она сказала, что я могу оставаться столько, сколько захочу… Но не спрашивай меня, красавица, о том, что было до этого.

– Как скажешь.

Про себя же Ива решила, что всему свое время. Придет срок, и она узнает историю лейтенанта Юстаса, как узнает и историю Некто Тощего, и все другие пока еще скрытые от нее истории. И вот тогда она все исправит. Исправит, а не испортит, что бы там ни говорила Марта-Берта. Она же призрак, в конце концов, а призраки не видят дальше собственного носа. Они живут прошлым, а не будущим, что они вообще могут знать? Ива обернулась к Юстасу и ободряюще улыбнулась, как будто говоря: «Все будет хорошо». Но Юстас смотрел в другую сторону.

Лейтенант протиснулся мимо Ивы к чердачной двери и положил ладонь на дверную ручку – круглую, из костяного фарфора с темно-синим узором. В Доме у Матушки Ночи невозможно найти двух одинаковых дверных ручек.

– Ну что, готова? – спросил он насмешливо. Ива поморщилась.

– Только не начинай, – сказала она и через плечо Юстаса толкнула дверь. И та открылась медленно, с тихим и зловещим скрипом, именно так, как и положено открываться двери на Чердак.

На Чердаке

На самом деле это было довольно странно. В конце концов, Ива бывала на Чердаке не раз и не два, а столько, что и не упомнишь. Даже сегодня она прошла через него дважды.

Но сейчас она стояла перед открытой дверью так, будто перед ней открылся вход в логово неведомого чудища. Сердце прибавило оборотов, мышцы напряглись. Вдруг до Ивы дошло, что Чердак, через который можно выбраться на крышу, и Чердак, на котором живут Китайские Младенцы, – это два совершенно разных места. А то, что и туда, и туда вела одна и та же дверь, не имело значения.

Сразу от двери начиналась узкая полоса света. Мириады крошечных пылинок кружили в воздухе, закручиваясь в причудливые спирали и петли. А едва Ива взмахнула рукой, как они метнулись вверх и в стороны, словно испуганные мошки. Лейтенант Юстас громко чихнул и, смутившись, прикрыл лицо рукавом.

– Да уж, – проговорил он, чуть гнусавя. – Интересно, здесь вообще когда-нибудь убираются?

Ива пожала плечами.

– Не думаю. Это же Чердак, а Чердаку полагается быть темным и пыльным…

«А еще – заброшенным и страшным», – подумала она, но вслух этого не произнесла.

Ива прошла немного вперед и встала на краю полоски света, всматриваясь в сгущающуюся тьму. Разглядеть что-то конкретное было сложно. Пока глаза не привыкли к темноте, взгляд выхватывал лишь смутные детали и части предметов – край платяного шкафа, украшенный затейливой резьбой, чучело утки, стопки книг, перетянутые шпагатом, громоздящиеся друг на друга столы и стулья, накрытые полотняными чехлами, и еще больше вещей, опознать которые Ива не смогла. И чем больше она приглядывалась, тем больше