Боулинг-79 - Анна и Сергей Литвиновы

– Да ты с ума сошла! Это ж заграница! Может, у тебя такого шанса в жизни больше не появится!

– Появится, дорогой, появится. Мы еще вместе с тобой куда-нибудь съездим. Да не куда-нибудь, а в Париж, Рим, Лас-Вегас!

– Да? Что-то мне не верится… Да и когда это будет! А ты поедешь – сейчас, этим летом! Вещей себе накупишь! Мне чего-нибудь привезешь. Страну чужую посмотришь.

– Ох, Валерка… – вздохнула она. – Зря вы все это затеяли. Чует мое сердце – не к добру эта поездка.

* * *

За день до отъезда в Дрезден с командиром отряда случилось несчастье, которого каждый боец втайне боялся: его скрутил приступ аппендицита. Как ни старался он отлежаться, как ни глотал аспирин, ни молился, чтобы само прошло – его отвезли в больницу с угрозой перитонита и в тот же день оперировали. Ехать за границу он никак не мог.

Володя посетил его в госпитале. Командир лежал на койке со слезами на глазах – не столько от боли, сколько от обиды на судьбу, которая таким извращенным способом перекрыла ему дорогу за границу. Володька говорил ему положенные слова утешения, а сам думал только о том, как бы не выдать свою радость. Подобрать за день до отъезда нового командира, сделать ему паспорт и визу партийные органы никак не успевали. Функции верховного главнокомандующего отрядом переходили к Володьке. На него сваливалась невиданная власть – и дикая ответственность.

И вот за час до отъезда он построил своих бойцов – всех, как положено, в стройотрядных курточках – на площади Белорусского вокзала. Ворчание и галдеж пресек, устроил перекличку – надо, чтоб парни и девушки с самого начала почувствовали Дисциплину.

…А вечером следующего дня поезд пересек освещенную как днем широченную контрольно-следовую полосу, ряды колючки и сторожевые вышки, простучал по мосту над темной рекой. В вагоне зааплодировали, а потом, не сговариваясь, грянули «Гимн Советского Союза».

Лиля ждала приглашения. Она чувствовала, что оно последует.

И оно состоялось – еще раньше, чем Лиля думала.

Володя позвал ее в главный кабачок города Дрездена – «Погребок под ратушей», «Ратцкеллер».

– Сегодня в семь тебе удобно?

– А кто еще будет? – невинно осведомилась она.

Вполне определенное Володино предложение оставляло, тем не менее, простор для толкования. Может, он хочет с Лилей обсудить предстоящую экскурсию в Цвингер?

О том, что им предстоит именно свидание, свидетельствовали только его глаза. Они не светились любовью, как у Валерки – но было в них что-то такое… твердое, что ли… Из-за чего ему невозможно было отказать.

Чтобы не порождать лишних разговоров среди бойцов, они встретились прямо у входа в «Ратцкеллер», рядом с зелено-патиновой скульптурой Бахуса на пьяном осле. Большой палец Бахусовой ноги был отполирован руками посетителей так, что горел на солнце, словно золотой.

В ресторане Володя держался уверенно, словно у себя дома. С официантом разговаривал на неплохом немецком. (Только Валерка знал, что, когда Володю назначили комиссаром отряда, тот стал упорно учить язык. Даже брал уроки у студента из ГДР Берндта Дубберштайна, который жил в общаге на их этаже.)

Обслуга ресторанчика к русскому парню отнеслась с почтением. «А ведь он, пожалуй, даже похож на иностранца, – мелькнуло у Лили. – Странно, такая рязанская ряшка, а тем не менее за границей вполне может сойти за своего. Почему? – задумалась она и скоро нашла ответ: – Наверно, потому, что не комплексует и ведет себя по-хозяйски. И явно не собирается пфенниги на мне экономить».

Молодой человек практически с ходу, без запинки перевел Лиле основные позиции меню.

Она пожелала баварские колбаски и большое пиво.

– Может быть, шампанского? – предложил Володя.

– Не рановато ли? – прищурилась Лиля.

– Ну, ладно.

Небрежным взмахом руки подозвал официанта и заказал два «гросс-бир» и две порции колбас.

Его манера ухаживать составляла разительный контраст с Валеркиной. Актер обрушивал на нее миллион анекдотов, хохм, забавных наблюдений – если бывал в хорошем настроении. И хмурился, молчал, отделывался односложными репликами – когда находился не в духе.

А Володя держался спокойно, ровно, немногословно – и чувствовалось, что это всегдашняя его манера, независимо, с какой он ноги встал. И от того Лиля чувствовала себя с ним спокойней и надежней, чем когда она была с Валеркой. А еще – теперь, за столиком, глаза командира, когда он смотрел на нее, горели ровной и какой-то твердолобой страстью. Уж в этом она ничуть не ошибалась.

Однако о любви он не говорил. И недвусмысленных предложений не делал.

Молодые люди откушали колбас, выпили пива, а потом Володя заказал шнапсу и принялся подливать себе – и Лилю не забывал. Затем еще, кажется, последовала все-таки бутылка шампанского.

В итоге она почти напилась. Ей хотелось отключиться, забыть про Валерку.

Тот был олицетворением тонкости. Володя – аллегорией мощи.

Валерка был словно красивый цветок, которого мотает ветер и приминает дождь. Володя – будто гранит: не очень эффектный, зато незыблемый, непререкаемый. Такому ни дождь, ни ветер не страшны. Если Валерку нужно лелеять и защищать от гроз, то за Володей и самой можно спрятаться от непогоды.

Она почти не помнила, как они вышли из «Погребка под ратушей». Как следовали по широкой и пустой пешеходной Прагер-штрассе. Володя помогал ей идти и бережно, но властно поддерживал за талию.

Потом заявились в общагу и поднялись на второй этаж. Время далеко перевалило за полночь, и только снизу, из местного студенческого «Келлера» (погребка), доносились отдаленные пьяноватые голоса.

– Тебе нужно выпить хорошего кофе. Например, бразильского «пеле», – непререкаемым тоном сказал командир. – У меня есть в комнате.

У нее не нашлось сил, чтобы отказаться.

«Валерка ничего не узнает, – бесшабашно подумала Лиля. – Мужики не любят сплетничать».

Володя жил в комнате один: это привилегия командирского положения.

Едва за ними закрылась дверь, он стал по-хозяйски целовать ее и раздевать. Было приятно почувствовать себя совсем беспомощной в руках сильного мужчины.

Он уложил ее на нижнюю койку и почти сразу вошел в нее. Никаких предварительных ласк, просто грубая и тяжелая любовь. Его тело оказалось очень большим и крепким.

Все длилось долго, она была пьяна, но в какой-то момент ей даже понравилось. Чтобы почувствовать свое удовольствие и доставить наслаждение Володе, Лиля застонала и вцепилась ногтями в его спину. А тут и он закряхтел и стал извергаться. Ей стало приятно – и от любви, и оттого, что она столь низко пала, и оттого, что принесла ему радость.