Арабская жена - Таня Валько

— Мамочка, мы шалим! — кричит она. — Здесь можно!

— О! Вот и Блонди, наша спящая красавица. — Я даже не знаю, кто именно отпустил это едкое замечание, да мне уже, признаться, все равно. Мой взгляд блуждает от одного пирующего к другому, пока я наконец не замечаю Ахмеда, но возле него нет свободного места. Ни одного свободного стула! Так зачем же он тащил меня сюда? Разве жена не должна сидеть рядом с мужем, да еще и на торжественном приеме в их честь? Я стою, продолжая растерянно осматриваться по сторонам в поисках хоть одного знакомого лица.

— Кыш отсюда!

Я оборачиваюсь на звук этого голоса. Это Малика прогоняет прочь какого-то слюнявого ребенка, торчавшего возле нее, и подает мне знак рукой. Я чувствую облегчение.

— Так ты спала? — удивленно спрашивает она. — Ты просто не привыкла так пахать, принцесса. Кое-кому, в частности мужчинам, кажется, что раз женщины сидят дома, значит, бездельничают, сплетничают и обрастают жиром. А ведь на самом деле быть домохозяйкой — самый тяжелый и неблагодарный труд, разве я не права?

— Вынуждена признать, что ты права. На сто процентов, — отвечаю я, протискиваясь к освободившемуся месту.

Стоит мне взглянуть на всех едоков, на всех этих людей, которые вырывают друг у друга из рук блюда, чтобы положить из них как можно больше на свои залитые жиром тарелки, — у меня пропадает аппетит.

— Сейчас мы раздобудем для тебя посуду и столовые приборы. — Малика заботится обо мне, точно сестра, и я ей за это безмерно благодарна. А с первого взгляда ни за что не догадаешься, что она так добра: выглядит суховатой, деловитой и холодной. Впрочем, внешность обманчива, в этом я еще в кухне убедилась.

— Послушай, мне не хочется есть, — уверяю я, бросая на нее выразительный взгляд. — Не беспокойся.

— Да какое там беспокойство! — машет она рукой.

— А они все? Неужто целый день ничего не ели, раз так голодны?

— Шутишь? — отвечает она с озорной усмешкой. — Просто они обжоры ненасытные! Погляди-ка на их животы. — Она глазами указывает на весьма упитанного господина, который с полным ртом что-то рассказывает соседу. — Думаешь, они знают, что такое диета, что такое здоровое питание? Им это до лампочки — они едят точно так же, как ели их деды и прадеды. А потом один за другим оказываются в моей клинике, и частенько я уже ничем не могу им помочь.

— Но ведь ты как-то держишься? — говорю я, кивая на ее плоский живот.

— Большая физическая нагрузка и режим. — Она гордо выпрямляет спину и выпячивает грудь.

Никто бы и не предположил, что весь день она провела в кухне за стряпней. Элегантный кашемировый костюм с глубоким декольте, из-под которого кокетливо выглядывает кружевной лифчик, изысканные украшения, дурманящий запах духов, модная аккуратная прическа, как будто она только что из салона красоты, и неброский макияж — благодаря всему этому Малика смотрится шикарной женщиной.

— Так почему же ты меня уговариваешь есть? — укоризненно спрашиваю я. — Я ведь тоже не хочу располнеть.

— Я не уговариваю тебя есть, я только обеспечиваю тебя тарелкой, чтобы ты могла что-то на нее положить, размазать и сделать вид, будто ты уже поела, — объясняет она мне, точно ребенку. — У нас именно так и делается.

И вот тарелка добыта и наполнена жирной едой. Это все довольно аппетитно пахнет, но я решительно не могу есть перед сном такие тяжелые блюда — кажется, если бы я так поужинала, то умерла бы!

Сейчас уже никто ко мне не придирается — я затерялась в толпе. Тем временем Малика начинает описывать мне гостей и тех домашних, с которыми я еще не познакомилась. Похоже, она любит посплетничать и может стать для меня неисчерпаемым источником новостей.

— Видишь вон того красавца, который сидит рядом с Самирой? — шепотом произносит она. — Это Махди, ее однокурсник. Она лишь о нем и мечтает, но для нашей требовательной семейки он слишком беден. Пока он накопит на соответствующий дом и на выкуп невесты, Самира уже поседеет. А жаль, ведь она по нему сохнет, а уж он-то как хотел бы… да что и говорить! — грустно вздыхает Малика. — Но ничего не поделаешь. У него тоже есть шанс получить стипендию. Если бы наш отец позволил им пожениться, они могли бы вместе уехать и воплотить свои мечты, — говорит она и смотрит куда-то вперед невидящим взглядом. Кажется, это не все, что ей известно, она могла бы рассказать и больше. Впрочем, слишком многого я и не жду, ведь мы и знакомы-то всего один день.

— А вон тот вспотевший скрюченный старикан рядом с твоим отцом? — любопытствую я и обвожу все общество изучающим взглядом.

— Именно он, не исключено, и станет мужем бедной Самиры, — цедит сквозь стиснутые зубы Малика. — Он страшно богат и благодаря этому, как говорится, может обеспечить ей счастье и блестящую будущность. — Она с иронией повторяет популярный штамп, а уже через мгновение злобно шипит: — Шиш! Если это действительно произойдет, меня хватит удар.

— Но почему же она на это соглашается? Почему не скажет, что ей плевать на его богатство и она не хочет «блестящей будущности» такой ценой? — удивляюсь я и чувствую, что тоже начинаю злиться. — Это же глупость!

— Не глупость, а традиция, — уже более спокойно отзывается Малика. — Семья, то есть отец, выбирает для тебя кандидата в мужья, и если ты сама не найдешь себе более выгодную партию — жениха еще богаче и родовитее, — то придется покориться судьбе. И никому нет дела, что мужик мог двадцать лет шляться по миру, оставить где-то неизвестно сколько жен и детей, прежде чем вернуться домой с мешком денег и наконец осесть на одном месте! Семьи невест соперничают, чтобы заполучить такую партию, — посвящает она меня в тайны здешних обычаев.

— Но погоди, если у него уже была где-то жена, зачем же он бросает любящую женщину и детей и хочет жениться на совершенно чужой девушке, которой он противен? — никак не могу взять в толк я.

— Пойми, Блонди, он ведь может после свадьбы уехать куда-то за границу, теперь уже с молодой женой, — и тогда у него будет дома кусочек родины. У нас говорят, что любовь приходит сама, уже позднее. А самое важное — это обычаи, культивирование традиций, общая религия… И домашняя арабская жратва. — Улыбаясь, она кивает на щедро накрытый стол. — Кускус! Много кускуса! — Малика заливается смехом.

— Знаешь, а в этом что-то есть. Наши эмигранты, особенно в Америке, тоже стараются держаться вместе и охотнее всего женятся на польках. Случается, что иной такой эмигрант даже приезжает на родину, чтобы отхватить себе красивую молодую девушку, которая польстится на его мнимое богатство. А потом эта девушка оказывается где-то на техасской ферме или в рабочем районе Чикаго и сказке о Золушке приходит конец.

— Вот видишь, — радуется она, — у наших народов все-таки есть кое-что общее.

— Думаю, что даже больше, чем нам кажется, — подытоживаю я.

— Ох уж эта Мириам! — вдруг недовольно щелкает языком Малика.

— А в чем дело? — я пытаюсь найти упомянутую Мириам взглядом.