Быть сестрой милосердия. Женский лик войны - Валентина Чеботарева

Тут еще нам было очень много хлопот, чтобы отправить гроб Екатерины Александровны в Одессу. Сколько раз я ездила для этого к губернатору Жуковскому, который всегда был к нам очень внимателен и любезен, сколько раз посылал нарочного в Севастополь, чтобы узнать, когда будет такой пароход, на котором, наконец, можно отправить гроб.

До Севастополя провожали Екатерину Александровну доктор Тарасов и Елизавета Петровна. А монах Вениамин, который находился при общине, сестра Медведева (которая находилась при Екатерине Александровне во все время ее болезни), сестра Матковская и пять одесских сестер провожали ее до Одессы, до места вечного ее успокоения. Я опять ездила на кладбище помолиться и поклониться ей в последний раз.

Приведу здесь небольшую выписку из письма сестры Медведевой из Николаева, хотя я, разумеется, получила его позднее:

«Мы снялись с якоря в двенадцать часов дня. Капитан парохода очень о нас заботился. Погода была тихая, к вечеру только начался ветер, и иных укачало… Мы прибыли в Одессу в понедельник, в восемь часов утра. Батюшка сейчас отправился к княгине. Ее не было в городе, послали за ней на хутор. К 12 часам она приехала, и с ней сестра Фекла (которая была с Екатер. Алекс, в Крыму) и ее воспитанница Лиза Яковлева. Они очень плакали. Княгиня немного пробыла и уехала, чтобы всем распорядиться. Немного после нее приехала старшая сестра и с ней еще две сестры и их священник с причтом и хоругвями.

Дроги запряжены парой лошадей, покрытых черным сукном. Капитан парохода просил дозволить проводить кондукторам до кладбища. На дрогах стояло по два по бокам.

Мы все шли пешком до самого заведения общины. Когда мы проходили мимо монастыря, монахини и дети духовного звания, которые тут воспитываются, вышли попарно, встретить и проводить до общины. Там все сестры вышли, отслужили панихиду у крыльца и отправились до кладбища. Некоторые сестры шли пешком, а другие поехали с нами, ибо до кладбища 8 верст. Внесли в церковь, отслужили панихиду, и потом было погребение.

После похорон нас благодарили за наши распоряжения и за порядок, который был им известен, Все были очень ласковы и радушны, и княгиня, и генеральша Стурдза.

Возвратились мы с кладбища в 6 часов в мирное убежище, где и пробыли с понедельника до четверга и уехали в Николаев». (Видно из продолжения письма, что заведение одесских сердобольных очень понравилось сестре Медведевой.)

Баронесса Эдита Федоровна Раден (1823–1885) — фрейлина, камер-фрейлина двора, кавалерственная дама ордена Святой Екатерины (меньшого креста). Занималась женским высшим образованием и воспитанием. Корреспондентка философа Самарина и других деятелей науки, искусства и государственного управления

А тут начались другие хлопоты. Сестра М. О. Чупати уезжала с шестью сестрами в Петербург, а ее заменять мы назначили Мар. Ив. Алексееву. Тогда я только с ней познакомилась, но скоро полюбила всей душой; это была такая милая, сердечная сестра, любящая и благородная, каких у нас очень мало, к несчастью.

5 июня я поехала в Херсон. С Перекопа, где на несколько часов остановилась у сестер, я решилась ехать на Алешки. Последняя станция к Алешкам, 22 версты — истинное мучение: глубочайший песок, так что я с сестрой часто шла пешком. А в Алешках опять хлопоты: надо ехать на лодке, то есть на дубе, и два часа с половиной едешь точно по каким-то аллеям из ветел, точно они растут прямо из воды; и все это время или на баграх, перевозчики бегают по краю дуба, или на бечеве. Только когда мы выехали прямо против Херсона, то поехали под парусом; а тут еще опять хлопоты — на берегу нанимать лошадей.

В Херсоне старшею, с самого приезда сестер, была сестра Варв. Ив. Щедрина. Хотя здесь много идет не так, как у нас, — наши взгляды во многом расходятся, — но так как это шло уже так год и шесть месяцев и, по-видимому, все шло хорошо и все довольны, то тут изменять нечего, тем более что это был июнь, а все говорили, что осенью все военно-временные госпитали закроются.

8 июня я приехала в Николаев. Что ж я скажу про сестер и про госпитали? Ни вспомнить, ни из моих же писем к сестре, очень коротких по недосугу писать, я ничего не могу сказать положительного. Тех сестер, которые были из Петербурга и продолжали еще свое служение, разумеется, хорошо помню; но тех, которые были из Одессы и из других мест и с закрытием этих госпиталей уехали, совсем не могу вспомнить, — а их было много. Мне все рассказывали, что зимой и ранней весной положение сестер и больных было ужасное.

Когда я приехала, сестры были в трех госпиталях в довольно далеком друг от друга расстоянии. Главный госпиталь был Морской. Мы так прямо и приехали к сестрам, которые были при этом госпитале, где в это время было до 1000 человек. Старшей сестрой была Аверкиева. Я ее почти не помню. Она была из Одессы и очень скоро туда уехала. Из ее же отделения три сестры ходили в Сухопутный госпиталь, который был против них. В нем было 450 человек.

Помню, как эти три сестры мне говорили, что старшая сестра все свое время посвящает Морскому госпиталю, а к ним редко ходит. Помню очень хорошо этот большой Морской госпиталь. Думаю, что он уже больше не существует. Это было что-то престранное. Не знаю, как понятнее описать его. Это были длинные галереи; по двум сторонам стояли койки, а над ними хоры тоже идут вдоль стен, такие широкие, что на них тоже стояли койки и оставался проход между коек и перил. В середине — широкое и высокое пространство. Кажется, таких длинных галерей, разделяемых сенями, было две или три. Но это все очень неудобно; во-первых, совершенно вместе было более 200 человек; во-вторых, что проливали наверху, капало на нижних, а что пахло внизу, несло прямо к верхним.

Еще был в особом доме офицерский госпиталь, куда ходили две сестры. Верстах в двух отсюда жили при госпитале шесть сестер. Сестра Кояндер была старшей. Она, кажется, из Москвы, хорошая сестра и продолжала потом свою службу в Петербурге.

В третьем госпитале, за горами и за песками на берегу Буга, была старшей монахиня, и, как нарочно, в этом госпитале был самый дурной и вспыльчивый смотритель, и у них очень часто бывали неприятности. Я думаю, оба были виноваты.

Однако я все-таки съездила к адмиралу Рагуле, прося его быть покровителем сестер. Он был в Севастополе вторым комендантом, и я его всякий день видала.

Я опять останавливалась на два дня в Херсоне. Боже мой, какую важность все приписывают всякому отчету, и правильному ведению самой мелкой отчетности, и страху не вести его по всем бюрократическим тонкостям! Я это испытала в Херсоне. На этот раз сестра Варв. Ив. Щедрина была со мной очень любезна. Она мне показала свой цейхгауз, в котором я нашла несколько неоткрытых тюков. Я ее спросила:

— Отчего вы не разберете их? Может быть, тут есть и белье, и компрессы, и прочее, в чем вы нуждаетесь.

— Но вот видите, все это надо ввести в отчеты, а потом вести всему и расход. Это так затруднительно.