Быть сестрой милосердия. Женский лик войны - Валентина Чеботарева

Помощь и благословение Господни да будут с вами при исполнении обязанностей новой должности вашей.

Пребываю к вам благосклонная — Елена.

23 апреля 1856 г.»

Из Петербурга я взяла сестру Е. А. Королеву, которая была сестрой в финляндском отряде; они были в Гельсингфорсе и во время бомбардировки Свеаборга отлично там работали. Сестра Королева — прекрасная сестра и до сих пор подвизается на этом поприще, была и в Черногории, и в Болгарии, и, как мне говорили, в ахалтекинском походе.

Еще я взяла испытуемую Беляеву. Пробыв в Москве три дня, я отправилась с ними далее. Мы везли разные вещи, часы, перстни от великой княгини для подарков тем, кто помогал сестрам и оказывал разные услуги в трудных случаях или болезнях.

1 мая мы приехали в Харьков; дорога и погода были великолепные, весна во всей красе. А когда мы выехали из Петербурга, то по краям дороги лежал снег. В Москве уже были маленькие листочки на кустах, но здесь уже все цвело, фруктовые деревья были покрыты белыми цветами, а яркая зелень других деревьев так и блистала на солнце.

Мы остались дня два, посетили все госпитали. И вот мне живо вспомнилось одно отделение, почти за городом, прекрасный зеленый густой сад, свежий, здоровый воздух. Но что за ужасные тут были больные! Это все были цинготные и уже сильно пораженные этой тяжелой и мучительной болезнью. Грустно это вспомнить! Но много таких я находила и в других госпиталях.

Портрет великой княгини Елены Павловны. Художник Ф. Винтерхальтер. 1862 г.

В Екатеринославе я осталась с сестрами дней пять. Мне было очень досадно: я только на дороге на станцию встретила кн. Голицыну, которая и приехала в Екатеринослав после моего отъезда, и уехала прежде, чем я приехала. А я очень желала с ней познакомиться: мне рассказывали, что она была очень усердной сестрой.

Больных в госпиталях было уже менее, а многие были и совсем закрыты.

В Екатеринославе я оставила сестру Беляеву, которую назначила с другой сестрой в Никополь, а взяла с собой Базину в Симферополь.

Мы остановились в Никополе, обошли все эти несчастные домики или, лучше сказать, избушки, в которых помещается четыре или пять больных. Уход при таком размещении очень затруднителен, много ходьбы. Однако, так как все идет к уменьшению больных, то двух сестер будет довольно. Но надо было хлопотать, чтобы и сестрам отвели квартирку.

Потом еще останавливалась в Бериславе, где были четыре сестры, присланные из Херсона; одна из них, Фокина, была очень хорошая и милая сестра; они жили дружно, усердно работали, и ими были очень довольны.

Теперь Днепр мы переехали на баркасе, что было очень приятно.

В Перекопе все было по старому, и было занято еще 12 номеров, но при нас же в этот день выписалось из палаток совсем здоровыми 190 человек.

Наконец 14 мая я приехала в Симферополь. Слава Богу, я нашла сестер в очень хорошем положении. Были некоторые не совсем здоровы, но не в опасности. Близ. Петр. Карцева давно совершенно поправилась и заведовала и распоряжалась служением сестер. Сестры были в лагере, где было до 1600 больных в это время.

В Симферополе, мне говорили, было всего до 5000 больных, и сердобольные оставались без дела. Сестры в городе также занимаются во многих госпиталях, но говорили, что скоро все больные будут переведены в лагерь, а дома будут очищаться, или, как нынче говорят, дезинфицироваться.

Гроб Екатерины Александровны еще не мог быть отправлен в Одессу, так что я поехала сейчас же на кладбище, где он стоял в маленькой часовне, и могла помолиться. Ах, как было грустно и тяжело!..

Но вот можно сказать, что не было времени предаться грусти, так много было теперь дела и хлопот — не того дела, которое я любила, то есть ухаживать и находиться при больных, а дел администрации: то надо писать в Петербург, то в то, то в другое отделение сестер, то получать разные письма и требования, удовлетворять, отвечать всякому и т. п.

В это время сестры были в двенадцати местах, а в Николаеве, как мне помнится, не было общего управления, и каждое отделение при особом госпитале действовало совершенно самостоятельно.

А между тем, хотя я и избегаю говорить о разных мелких неустройствах, но не могу сказать, чтобы их не было. Многие сестры не понимали совершенно, что такое должна быть община и как должны себя держать сестры. Меня очень удивило, как В. И. Тарасов так умел себя поставить и ладить с сестрами, что все отзывались о нем с величайшей похвалой, даже известные сплетницы и рассказчицы ничего против него не говорили.

А ведь были между ними престранные и пренаивные. Например, раз одна сестра, приехавшая только в августе на Бельбек, приходит ко мне, очень таинственно запирает дверь (а это всегда испугает, боишься какой-нибудь истории) и спрашивает: «Ужели нам не дадут медали?».

Я отвечаю: «Нет, дадут; вы ее вполне заслужили. (Это серебряные большие медали, которые давала великая княгиня не для ношения, а на память сестрам и тем, кто содействовал общине.) Ведь там Симферополь и Бельбек поименованы».

— Нет, не эту, а севастопольскую.

— Да ведь вы не были в Севастополе?

— Нет, не была, а очень желала там быть; так это все равно.

И вот я два часа толковала, что быть или желать — две вещи разные, что, может быть, есть и генералы, которые желали быть в Севастополе и не были, и не получат ее; а солдат, который совсем не желал, но был там, получит, хотя, может быть, ничего не делал; это не награда за достоинство, а право.

Не знаю, убедила ли я ее. И это не единственный случай; он повторялся не раз, и все они считали себя несправедливо обиженными…

Опишу теперь лагерь, где работали наши сестры, и день, который я провела в нем, начавшийся тем, что мне ночью пришлось бежать в Симферополь.

В какой безотрадной местности расположен этот грустный лагерь! Не видно ни одного деревца, ни одного кустика; отлогие склоны едва покрыты травой. Верстах в двух виден город: в одной стороне довольно много минаретов и каменных оград или заборов; в другой, которая идет немного под гору, только один купол с крестом.

Лагерь расположен «покоем», но неправильным — один конец длиннее другого. Первые ряды всех внутренних сторон составляют большие суконные, покрытые парусиной госпитальные шатры, а за ними по два ряда маленьких солдатских палаток, и те теперь уже устроены двойные. Посредине широкого пространства этого «покоя» стоят тоже палатки, и большие, и маленькие, очень большой намет для цейхгауза и еще три шатра больничные. Тут живут наши сестры-хозяйки, тут и койки для приезжающих дежурить сестер, и палатка, где живет Близ. Петр. Карцева. А в одной — наши запасы, белье для больных, питье, яйца, чай, сахар и все, что нужно для перевязки.