Город смерти - Даррен О'Шонесси

— Можно я еще приду к тебе в гости? — спросила она.

— Конечно, — согласился я.

— Каждый вечер? Можно я каждый вечер буду приходить и сидеть на твоей кровати, и смотреть кино, и играть в игры, и смеяться, и радоваться жизни, и не переживать из-за своей внешности? Ты мне расскажешь, что на свете делается, — я бы очень хотела это услышать. Я так долго здесь провела — иногда даже кажется, что Бог Землю так и создал — закрытой стеклом. Если ты устанешь или захочешь побыть один — ведь иногда так бывает, я знаю, — я уйду, как только скажешь. Но ты мне позволишь приходить? Даже только чтобы услышать: «Уходи»?

— Приходи, когда только захочется, — ласково сказал я. — Я достану для тебя вторую карточку-ключ, и ты сможешь входить сюда, когда только пожелаешь. Как тебе эта идея?

— Здорово! — И с этими словами она выпорхнула в коридор. Потом, замявшись, медленно ступая, вернулась ко мне. — Капак, а ты мне, случайно, не снишься? — спросила она. — Мне уже попадались люди-сны. Сегодня здесь — а завтра исчез, и никто, кроме меня, про него ничего не знает. Людей-снов я знала еще до того, как заболела, еще когда жила с Ферди. Но ты ведь не такой? Ты от меня не исчезнешь?

— Я не человек-сон, Кончита, — уверил я ее. — Я всамделишный. Я исчезну лишь в одном случае — если меня придут искать налоговые инспекторы.

Она заулыбалась, и тут ее лицо озарила новая гениальная придумка.

— Проводи меня домой! — взмолилась она.

— Что?

— Проводи меня домой! Меня никто никогда не провожал домой пешком, даже Ферди — он меня только на машине возил. Проводи меня до номера и поцелуй у двери на прощание, как в кино. Можешь даже зайти ко мне и познакомиться с моими врачами, если хочешь. Кстати, хорошая мысль — пусть они сами увидят, какой ты милый, и не будут вонять, когда я снова к тебе пойду.

— Кончита, а это разумно? — засомневался я. — Твои врачи точно не будут против? Они могут рассердиться и… э-э-э… кое в чем меня заподозрить. Взрослый мужчина и маленькая девочка, столько времени наедине…

Она только засмеялась.

— Я же говорила, мне пятьдесят восемь лет. Они не будут против. В таком возрасте женщина может собой распоряжаться, верно?

Я широко улыбнулся:

— А то.

Она первая зашла в лифт и нажала кнопку самого верхнего этажа. Зажглась табличка «Введите шифр». Кончита нажала пять кнопок. Я думал, что она валяет дурака, но табличка погасла, и лифт поехал вверх.

На верхнем этаже мы вышли, оглянулись на закрывающиеся двери. Здесь я никогда не был. Я ожидал увидеть охранников из Контингента, но пустынный холл выглядел вполне заурядно, совсем как все другие в отеле.

Кончита решительно сорвалась с места. На секунду замешкавшись — здесь, наверху, я чувствовал себя нарушителем границы, — я последовал за ней. Я предчувствовал неприятности, но надеялся легко выкрутиться. В конце концов, разве у меня нет связей?

Кончита знала, куда идет, и шагала целеустремленно. Ее не смущал стеклянный потолок над нашими головами, за которым виднелось черное небо. Несколько раз я останавливался поглядеть на лежащий внизу город — и различал только микроскопические огоньки, вроде отраженных в темном пруду звезд.

Мы прошли по одному длинному коридору, потом по второму. По спине у меня уже ползли мурашки. Тут она отвела руку для удара, толкнула приоткрытую дверь и влетела в комнату, которую, казалось, выбрала наудачу. Я ринулся перехватить ее, решив, что игра зашла слишком далеко, — но Кончита выскользнула у меня из рук, и, чуть не грохнувшись на пол, я оказался в просторном зале, где вся мебель была покрыта белыми простынями и накидками. Длинные драпировки закрывали стены, и даже стеклянный потолок был затянут тканью, чтобы не было видно неба. Словом, все «тело» комнаты было закутано, совсем как тело Кончиты.

В комнате находились четверо — мужчина и три женщины, все в белом. Мужчина шагнул навстречу нам, раздраженно жестикулируя.

— Где вы были? — рявкнул он. — Мы уже собирались звонить охране, а вы знаете, чем чреваты для нас такие шаги. — Он подозрительно уставился на меня. — А кто этот… этот мужчина?

— Он мой друг, — высокомерно отрезала она, беспечно проскользнув мимо него в глубь комнаты. Провожая ее взглядом, он крепко сцепил руки, и я догадался, что он с огромным удовольствием задушил бы ее, если бы посмел.

— ДРУГ? — выговорил он. Его устам это слово было чуждо, точно какая-нибудь поговорка боливийских индейцев. — Какой еще друг? Я и не знал, что у вас есть друзья. Как его зовут? Где вы…

Она щелкнула пальцами, и он немедленно прикусил язык.

— Хватит праведного негодования, Мервин, — прошипела она. — Мне позволено иметь друзей, разве нет? Я думала, вы будете в восторге. Я помню, сколько времени вы потратили, уговаривая меня побольше общаться. Или ситуация изменилась? Может быть, теперь я слишком больна, чтобы иметь друзей? Может быть, моя болезнь перешла в новую стадию, и мне больше не советуют искать родственные души, общаться с человеком, у которого нет медицинского образования?

— Нет, мисс Кубекик, разумеется, я счастлив, что вы…

— В таком случае, пожалуйста, перестаньте страдать и извинитесь перед мистером Райми.

— Извиниться! — вскипел он вновь. — Извиниться — за что?

— Извинитесь, Мервин, — перешла она на рык, — потому что я вам так велю. — Таких стальных интонаций я от нее еще не слышал. Врач опомнился моментально.

— Я от всей души прошу прощения, мистер Райми, — сказал он, обернувшись и поклонившись мне, без тени сарказма в голосе.

— Хорошо, — заявила она. — В таком случае пойду-ка я спать. Всех вас я увижу завтра утром, а тебя — завтра вечером. Капак?

— Договорились, — улыбнулся я. — Доброй ночи, Кончита.

— Доброй ночи… защитник.

С этими словами она вышла в другую комнату.

— Минуточку, — произнес врач, когда я попытался потихонечку смыться. — Думаю, нам с вами есть что обсудить. Присядете? — Он указал на одно из зачехленных кресел. Тяжело вздохнув, я повиновался. — Что случилось внизу? — спросил он.

— Ничего, — честно сказал я.

— Ничего! — презрительно протянул он. — Моя подопечная проводит весь вечер неизвестно где, возвращается с мужчиной, которого я в жизни не видел, преспокойно объявляет его своим другом и, веселая как птичка, упархивает к себе в спальню. Так ведет себя женщина, которая уже лет пять практически не разговаривает с людьми. А вы говорите «ничего»? Что же вы тогда называете «кризисом», любезный? Давайте-ка не вешать мне лапшу на уши — рассказывайте все. — Он сурово сложил на груди руки. Из его позы явствовало, что никто из нас не сойдет со своего места, пока я не расколюсь. Я встряхнул головой, набрал в грудь воздуха и начал говорить.

Выслушав мой рассказ, врач остолбенел от изумления.