Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Покуда я думаю о прочих, кто заслуживает вашего гражданства, сейчас я рассудил, что вы должны издать декрет, который дарует гражданство фессалийцам и прочим грекам, живущим в вашем городе. Ибо я полагаю, что, когда это будет сделано и все будут объединены полученными милостями, я и город получим множество других выгод и будет обрабатываться больше земли».
Предоставлять гражданство, то есть принимать в полисную общину новых полноправных членов, мог лишь суверенный коллектив путем голосования на народном собрании. Какой бы ни была реальная власть царя, он никогда не мог наградить кого-либо гражданством одного из подвластных ему полисов. Однако он мог попросить общину принять его решение в соответствии с ее собственными законными процедурами. Конечно, царь мог выразить свою волю прямо. Филипп V это и сделал, использовав глагол krino (постановлять, выносить решение); но к своим требованиям он присоединил аргументы с тем, чтобы позволить лариссийцам сохранить лицо, представив принятие декрета не следствием его принуждения, но результатом убеждения. Фраза «я рассудил, что вы должны издать декрет» показывает разрыв между номинальным суверенитетом Лариссы и реальной властью царя («я рассудил»). Рекомендации Филиппа V были слишком весомыми, чтобы их игнорировать; но история на этом не закончилась. Когда царь был отвлечен войной, лариссийцы отменили декрет, навязанный им силой. В 214 году до н. э. Филиппу V пришлось послать второе письмо:
«Я слышал, что те, кому было даровано гражданство в соответствии с письмом, которое я вам послал, и вашим декретом, и чьи имена были выбиты на стеле, были оттуда стерты. Если это правда, те, кто посоветовал вам это сделать, поступились интересами вашего города и моего правления… И все же я и сейчас призываю вас подойти к вопросу беспристрастно и восстановить тех, кто был избран гражданами, в правах гражданства».
На этот раз Филипп V более детально описал преимущества данной меры и ясно выразил, чтó следовало сделать городу. И сейчас он также не мог издать декрет, однако был способен продиктовать его содержание. Далее он просит лариссийцев отозвать любые решения против людей, которые были сочтены не заслуживавшими гражданства, и заключает: «Но заранее предупредите тех, кто пытается выдвинуть против них обвинения, что они не должны действовать таким образом по причинам политической борьбы». И в этот второй раз город подчинился. Филипп V был мастером театрального поведения; он умел носить маску любезного правителя и друга народа. При посещении несколько лет спустя (209 г. до н. э.) Аргоса он «снял с себя царский венец и пурпурную одежду, дабы по виду приравнять себя к народу, показаться человеком добродушным и простым»[38]. Помимо смены наряда для создания ложного образа он и в своих речах скрывал приказы за советами. Переписка между Филиппом V и Лариссой — хороший пример того, как царские письма могли выступать важным средством непрямого осуществления власти.
Отношения между царями и номинально суверенными полисами характеризовались взаимностью. Города нужны были царю, но и самим им требовалась царская поддержка, особенно в деле защиты от нападений пиратов в Эгейском море или соседей и варваров — в Малой Азии, северной части Эгейского моря и Фракии. По этой причине цари порой оправдывали размещение постоянных гарнизонов как акты благодеяния и защиты города, в то время как в действительности те предоставляли им стратегические преимущества.
Городские общины обращались к царям за разрешением их споров. Они надеялись на финансовую поддержку и пожертвования, на которые города украшались представительными зданиями и произведениями искусства, горожане снабжались дешевым хлебом, атлеты получали оливковое масло, чтобы смазываться им в палестрах, а богослужения проводились более пышно. Важнейший материальный вклад царей касался защиты городов: они передавали лошадей для конницы, оружие и военные суда, древесину для строительства кораблей и средства на возведение или починку городских стен. Но ничто не ценилось так сильно, как готовность царей признавать свободу и автономию города, освобождать их от податей и очищать от гарнизонов.
Города демонстрировали лояльность тем из царей, кто удовлетворял их интересы, воздавая им божественные почести. Отношения между царями и городами основывались на сложной взаимосвязи власти и взаимности, подобной той, что существовала между народом и знатью. Передают, что, когда некая старая женщина настаивала на том, чтобы Филипп Македонский ее выслушал, а царь ответил, что у него нет на это времени, она крикнула ему: «Ну, тогда откажись и от царства!»[39] Признание царской власти требовало ответной службы правителя.
Когда документы эллинистического времени описывают царство, они используют выражение «царь, друзья и войска» (ho basileus kai hoi philoi kai hai dynameis). Следовательно, аппарат эллинистического царства состоял из царя, высших армейских начальников и должностных лиц администрации (друзей), а также армии. Эллинистический монарх был прежде всего военным лидером (см. илл. 8 и 9). В этом отношении он не отличается от большинства доэллинистических басилеев. Военный характер эллинистической царской власти можно усмотреть в обязанностях царя, воспитании царевичей, организации двора, знаках власти, самовыражении правителей и их отношении к армии.
В энкомии (хвалебной песне) Птолемею II придворный поэт Феокрит утверждал: «[Птолемей] с неустанной заботой отцов охраняет наследье — так, как царю подобает, и сам добавляет немало»[40]. В число главных обязанностей эллинистического царя входили охрана унаследованного, возвращение утраченных земель и завоевание новых территорий. От него требовалось сражаться, оказывать действенную военную защиту, побеждать или в случае необходимости погибнуть в бою. Селевкидский правитель Антиох III соответствовал этой модели идеального эллинистического царя. Он взошел на престол в возрасте всего 20 лет и в итоге нескольких войн усмирил восстание наместника «верхних сатрапий» Молона, который объявил себя царем в Мидии (220 г. до н. э.), вернул почти всю Келесирию под свою власть (219–217 гг. до н. э.) и восстановил контроль над большей частью Малой Азии, разгромив узурпатора Ахея (216–213 гг. до н. э.). Тогда, в подражание Александру Великому, он начал крупный военный поход, который привел его армию в земли восточнее Гиндукуша (212–205 гг. до н. э.), где Антиох III заставил местных правителей признать его главенство. Ко времени возвращения (204 г. до н. э.) он был известен как Megas (Великий).
Готовить наследника к исполнению подобных ожиданий надо было с раннего детства. Приоритетами в воспитании мужского потомства царей были военные тренировки, верховая езда и охота. Молодой наследник получал опыт и обосновывал свои претензии на престол, сопровождая отца или военачальников в походах. Некоторые цари проявляли большой интерес к военной теории и применению в войнах «прикладной науки». Деметрий Полиоркет обязан своим прозвищем («Осаждающий города») новым механическим приспособлениям, которые он использовал при осаде Родоса в 305–304 гг. до н. э. Эпимах Афинский сконструировал для него передвижную девятиуровневую осадную машину (элеполис) с длинным выдающимся вперед бревном, которое заканчивалось конусом, украшенным бараньей головой. Сообщается, что авторами работ о военной тактике были Пирр и его сын Александр. Птолемеи развивали баллистические исследования, а Гиерон II Сиракузский применял опыт Архимеда, чтобы решать задачи осадной войны. Ожидалось, что цари могут лично повести войска в атаку, хотя и считалось ошибкой подставлять их опасности без основательных причин. Большинство царей III — начала II века до н. э., за исключением Птолемеев, тратили большую часть своего правления на походы, и многие их них получали раны, а иногда и погибали в бою.