Свадьба на Рождество - Лори Браун

За то короткое время, что его не было, Матильда не только успела расстегнуть все пуговицы на платье, но и ухитрилась выбраться из него. Ее руки и плечи были полностью обнажены. Тонкая сорочка, почти прозрачная в воде, открывала взгляду полную грудь, облегая ее, как вторая кожа. Матильда напевала низким голосом, хлопая рукой по вздымающемуся пузырем подолу сорочки:

– Наполеон любил свой коньяк, и я тоже, я тоже…

Престон посмотрел на бутылку. Все ясно: она продолжила лечение в его отсутствие. Горячая вода усилила опьянение, тем более что Матильда пила коньяк впервые в жизни.

Заметив его, она улыбнулась:

– Вот и вы. Мне вас так не хватало! – Она хихикнула. – Приятно, когда мечты сбываются, да еще так скоро. Подлейте еще горячей воды! Мне что-то становится холодно, а я не могу дотянуться до крана.

Нужно вытащить ее из ванны. Престон вышел в гостиную, разжег камин и набросил одеяло на одно из кресел, подвинув его поближе к огню. Затем вернулся к Матильде.

– Ну почему вы все время исчезаете? Я смотрю, а вас уже нет. Я подумала, ну когда же он снова вернется…

Престон снял сюртук и набросил на плечи большое полотенце.

– Пора вылезать.

Подхватив Матильду под мышки, он попытался поставить ее на ноги.

– Черт возьми, сколько же вы весите?!

Она закинула руки ему на плечи и ткнулась носом ему в шею.

– Я как скала. А от вас несет коньяком.

– Это от вас несет коньяком.

Престон обхватил ее за талию, пытаясь стряхнуть с нее мокрое платье и нижнюю юбку. Взяв Матильду на руки, он понес ее в гостиную. Мокрая одежда шлепнулась назад в воду. Матильда раскинула руки:

– Теперь я птица!

Опустив девушку в кресло, Престон завернул ее в одеяло. Ему пришлось опуститься на колени, чтобы снять с нее туфли и чулки. Она вдруг заявила:

– Хочу, чтобы вы меня поцеловали.

Престон накинул одеяло ей на ноги. Он едва мог сопротивляться взгляду ее повлажневших глаз.

– Я никогда не злоупотребляю доверием женщины, которая случайно перебрала спиртного.

– Но разве вы не хотите меня поцеловать?

Матильда заморгала, как будто пытаясь сдержать подступающие слезы. У него почти не осталось сил противостоять соблазну. Престон опустился на колени перед креслом и, коснувшись ее подбородка, заставил девушку посмотреть ему в глаза.

– Я очень хочу поцеловать вас. И если я решу сделать это, я бы предпочел, чтобы вы контролировали себя. Ведь поцелуй – не просто прелюдия, это само по себе искусство. Если бы я поцеловал вас, мне бы хотелось чувствовать малейшие ваши движения, читать губами ваши мысли, слиться с вами в едином дыхании.

– Да…

Матильда подалась вперед. Престон откашлялся.

– Для этого необходимо, чтобы мы оба были очень внимательны друг к другу.

Она возмущенно заявила, пытаясь сбросить одеяло с плеч:

– Да я вся внимание…

Ему пришлось силой усадить ее назад в кресло.

– Вы, моя дорогая, останетесь здесь. Вы поняли? Отлично. Теперь я налью вам свежий чай.

– Почему бы вам меня не поцеловать?

– Потому что вы пьяны. К тому же, каким бы приятным ни оказался этот опыт, он лишь жалкая часть того, что могло бы быть…

Она посмотрела на него снизу вверх.

Какую ошибку он совершил, позволив себе глубоко заглянуть в ее глаза, заметить ее отчаянные попытки сохранить остатки собственного достоинства. Он сдался.

– Пропади все пропадом.

Престон нагнулся и поцеловал ее. Пусть это будет точкой в их споре – но не более того.

Как трудно оторваться от ее губ! Они притягивали, словно магнит, снова и снова. Конечно, он чувствовал знакомый вкус коньяка, но было кое-что еще – неуловимая нота нежности и обещание страсти. Он был покорен и очарован. Коньяк на губах этой невинной овечки Мэтти – какая пьянящая смесь!

Как будто соприкасались не только их губы, но и тела!

В мозгу зазвучал сигнал тревоги. Он был опьянен ее поцелуем. Околдован. Престон отпрянул. Матильда потянулась к нему, не желая его отпускать. Высвободив руки из одеяла, она обняла его за шею. Прижать ее к себе или опуститься в кресло вместе с ней – ему было уже все равно. Любой путь вел к неминуемой развязке. Отступать, кажется, было уже поздно.

– Полегче, дорогая. Вам следует отдохнуть. Престон мягко высвободился из ее объятий, заставив Матильду опустить руки. Потом он поплотнее запахнул на ней одеяло…

– Не хочу отдыхать. – Она почти зевала. Ее голова откинулась на подушку. – Я нисколько не устала…

Матильда закрыла глаза.

– Лгунья. – Престон поцеловал ее в лоб. – Приятных снов.

Престон стоял, облокотившись о поручень. Щелчком отправил недокуренную сигару за борт – прямо в бурлящую воду, под лопасти огромного, приводимого в движение паром колеса. Водоворот морской пены казался ему отражением бури в его душе. Он видел Мэтти в наряде деревенского мальчишки. В руках у нее винтовка, старый «генри», размером почти с нее саму. Вот Мэтти с усами из молочной пены, а вот она в безобразной старой шляпе, поет песню, отчаянно фальшивя. Как она улыбается! Ее губы, влажные от его поцелуя. Образы теснились перед его мысленным взором, сменяя друг друга.

И этот ее волшебный взгляд! Как жаль, что он не достоин ее восхищения. Ведь он обманул ее, и все это ради того, чтобы выполнить возложенное на него обязательство. Успокоить совесть умирающего старика.

И для него самого соблазн оказался слишком жестоким. Герцогу и без того придется пустить в ход немалое влияние, чтобы Матильду приняли в свете. Внимание Престона к девушке только усложнит задачу. Конечно, Мэтти вряд ли будет волновать мнение лондонских матрон, если она вернется с детьми в Америку.

Он и забыл, что держит в руке бокал с коньяком. Сделав глоток, Престон поморщился. Напиток показался пресным, как будто в нем чего-то недоставало. Он что, никогда больше не сможет пить коньяк, не вспоминая ее губы? Престон зарычал и швырнул бокал за борт. За спиной раздался голос Келсо:

– Я не вовремя, милорд? Мне подождать?

– Нет, что ты.

Престон и не услышал, как он подошел. Вероятно, из-за шума воды и колес. Голос у камердинера был какой-то странный:

– Стюард посылает вам ответ.

Престон обернулся. Разумеется, Келсо нарядился – фрак, накрахмаленная манишка, перчатки – доспехи идеального слуги после шести вечера. На кончиках пальцев правой руки – серебряный поднос, левая рука за спиной. Такой же чопорный и непреклонный, как его накрахмаленные воротник и манжеты. Взгляд устремлен вперед, куда-то поверх плеча хозяина.