Зимняя ведьма - Пола Брекстон

Глаза миссис Джонс становятся прежними. Она делает вдох, и мне кажется, ей тоже нерадостна потеря такого поразительного ощущения. Ей требуется минутка, чтобы успокоить дыхание и выдавить из себя подобие улыбки.

– Замечательно, дорогая, – говорит она. – Очень хорошо.

Тем не менее кухарка по-прежнему не дает мне книгу, даже не раскрывает ее. Я понимаю, что мне хочется поскорее прочитать ее. Мое желание так сильно, что я не могу сопротивляться и невольно тяну к ней руки. Улыбка миссис Джонс мгновенно исчезает.

– Еще нет. – Ее голос резок, но он точно принадлежит именно ей. – Тебе предстоит долгий путь, милая. Но я помогу тебе, и награда будет ох какой дивной! Мне известно, что за знание скрыто на этих страницах. Мне выпало присматривать за этой книгой, но я не из тех ведьм, которые могут воспользоваться тем, что здесь написано. Этого не могли ни мать моя, ни мать моей матери. Редкая ведьма может управлять такими силами, обладать мудростью и не использовать ее во вред. Я верю, что ты, дорогая, из тех самых ведьм! Ты Моргана, ты та, кого все эти годы ждал Гримуар Синего Источника. Но ты должна доказать, что достойна этой чести и готова обучиться мастерству Ведьмы Источника. И первый шаг, который ты должна предпринять – отпустить свою магию. Дай ей действовать самостоятельно.

Я смотрю на нее, желая сделать то, о чем она просит, но не знаю как.

– Все будет хорошо. Они тебя увидели, дорогая, – говорит миссис Джонс, и я знаю, что она имеет в виду под этим. Но кто меня увидел?

Кухарка вдруг кажется очень уставшей, и я вижу, что наша беседа ее несколько утомила. Она поднимает руку и слабо шевелит ею в направлении двери в гостиную.

– Ты можешь кое-что сделать. Ты должна кое-что сделать. Думаю, ты знаешь, что именно.

Ее глаза закрываются, и она погружается в глубокий сон, не отпуская Гримуар.

Пошатываясь, я встаю на ноги. Она права, я действительно знаю, что нужно делать. Вернее, то, что мне нужно попытаться сделать, ибо я ни в коей мере не уверена в успешности своего начинания.

Я возвращаюсь в гостиную. Вокруг страшный беспорядок. Большая часть фарфора Кэтрин превратилась в осколки. Я осторожно пробираюсь среди них, найдя небольшое свободное пространство посреди комнаты, и встаю на колени. Беру в руку кусочек блюдца. На нем нарисована дикая земляника, но ее усики жестоко отсечены, а плод разрублен пополам, и на краях скола заметен неровный фарфор. Кай говорил, как сильно Кэтрин дорожила коллекцией посуды и как сильно эти чашки и тарелки напоминали ему о жене, которую он любил. Хорошей жене. Правильной жене. Не той, которая приносит несчастья. Не той, которая заставляет его себя избегать. Не жене со странными способностями, ни одна из которых не служит полезной цели. Не такой жене, как я.

Ибо разве Кай не прав? Разве я не принесла ему одни лишь неприятности? Да, конечно, поднимать на меня руку он не имел права. Но ведь и я не должна была его кусать. Кай лишь инстинктивно защитился, как защищаются от укуса пчелы. Сложно обвинить его в насилии. Кай лишь сел у моей кровати, на что имеет право любой муж, проявив больше терпения, чем я того заслуживала. Но чем я ответила на его доброту? Отчаянным протестом! И что, в его глазах, я сделала хорошего для Финнон-Лас? Его стадо погибло, так как я не смогла остановить испуганных животных. За последние несколько недель я дважды прилюдно унизила Кая перед местными жителями. Но даже при этом он только и старается, чтобы помочь мне почувствовать себя здесь как дома. Он не бросался на меня в приступе вожделения. И ни в чем не винил, хотя было в чем. И ни разу не спрашивал меня о тех странных вещах, которые иногда происходят по моей воле. До этого дня. Теперь Кай не сможет делать вид, что не видел могилу Мэг. Никто из нас больше не сможет притворяться. И, в свете последних событий, мне бы стоило разобраться с особыми талантами, которыми я, наверное, обладаю. Миссис Джонс сказала, я не должна сдерживать магию. Что бы или кто в нее ни вселился, что бы или кто ни забрался в мою душу, чтобы исследовать ее, ему нужно, чтобы я доказала, что владею магией. Это испытание я просто обязана выдержать.

Я смотрю на кусок фарфора на своей ладони. Дверь гостиной с шумом закрывается – я заставляю ее это сделать силой собственной мысли. Миссис Джонс говорила, ведьмины слезы хранят самую сильную магию, но мои глаза сухи. Чем же еще мне пожертвовать, что отдать, чтобы сотворить чудо? Я провожу пальцем по острому краю разбитой тарелки, порезав кожу. Капельки крови выступают на крошечной ранке. Я смотрю, как кровь струится по моему пальцу, поднимаю руку, повернув ее так, что малиновый ручеек устремляется к запястью, закручиваясь вокруг локтя, словно усики земляники. Наконец толстая, блестящая капля падает с локтя на маленький кусок битого фарфора, лежащий на полу передо мной. Я закрываю глаза. И чувствую, как воздух в комнате приходит в движение, с силой развевая мои волосы и сорочку, и давление его таково, что дребезжат оконные защелки, задираются с пола ковры, а подсвечники на камине вот-вот упадут. Вскоре все начинает вращаться. Поднимается вихрь из пыли, пепла и фарфоровых черепков. Мои глаза закрыты, а руки взметнулись в воздух. Кровь продолжает сочиться из пальца, и с каждой каплей давление в комнате растет, словно вот-вот разразится буря. Теперь я раскачиваюсь, позволяя водовороту себя унести, у меня кружится голова, а сердце сжимается в груди. Мои конечности дрожат и дергаются, как у эпилептика. Я не представляю, что делаю, только понимаю, к чему собираюсь прийти. Мной руководит лишь воля. Моя воля. Я чувствую, как ее сила обволакивает меня и все в комнате, и теперь все здесь связано и наполнено огромной мощью, так что я боюсь, как бы стены не рухнули от ее оглушительного напора. Но Финнон-Лас стоит как ни в чем не бывало.

Высоко над Финнон-Лас тяжелое облако опускается на холм. Кай делает несколько шагов и чувствует в воздухе сильную влажность. Он видит лишь на пару ярдов вперед, не больше. Но Кай хорошо знает эти холмы и мог бы пройти тут даже с закрытыми глазами. Он знаком с каменистыми тропинками, опасными обрывами и трясиной, и даже в том состоянии, в котором сейчас находится, может перемещаться по холму без всякой опасности. Где-то рядом поет кроншнеп, голос которого заглушает влажный туман. Кай его не слышит. Он отчаянно пытается договориться со здравым смыслом. Есть в Моргане что-то, не поддающееся объяснению. И дело тут не только в ее немоте и несдержанности, уж в этом-то он точно уверен. Моргана пыталась ему сказать, что смерть Мэг была не случайна. И все это – внезапный ветер, захлопывающиеся двери, прекрасное, почти сверхъестественное взаимопонимание с животными… а еще цветы на могиле. Цветы, которым необходимо больше двух лет, чтобы разрастись так обильно. Кай видел, что она посадила один-единственный цветок и полила его одной слезинкой – и вот теперь могилка Мэг превратилась в цветущую клумбу.

Более того, Кай больше не может скрывать, что знает о секрете Морганы. Притворяться бессмысленно. Он должен признать, и в первую очередь для себя самого, что она… кто? Одержимая? Чародейка? Колдунья? Ведьма? Ему странно даже думать о подобных вещах.