Обитель Тьмы - Антон Грановский

Ратник перевел дух и продолжил:

– Тогда еще их не звали ходоками. Да и было их всего трое. Прабабка говорила, что явились они к тогдашнему владыке нашей земли откуда-то с запада. Наших предков тогда частенько пощипывали степняки и варяги. Выжигали деревни дотла, и управы на них не было никакой.

Но три пришлых воина, по мудрости и силе своей, стали советниками тогдашнего владыки. Они научили его, как победить степняков, и оказали отпор варягам, когда те высадились со своих кораблей. Прабабка рассказывала, что пришлые богатыри выступили против двухсот варягов, даже не надев броню.

– Втроем? – удивленно спросил кто-то.

– Втроем, – кивнул хмурый.

– И как? Нешто победили варягов?

Хмурый ратник усмехнулся.

– Победили. Так быстро, что те не успели вытянуть из ножен мечи.

– Как же они их одолели?

– Про то тоже есть своя история. Говорят, что прежде, чем победить варягов, три богатыря поймали в Гиблом месте огнедышащего крылатого змея, который убил тысячу человек, и приручили его. И когда варяги пристали к берегу, крылатый змей спустился с неба, дохнул огнем – и испепелил варягов на месте.

Несколько секунд ратники молчали, ошеломленные рассказом. Потом один из них, черноволосый, угрюмый, сплюнул на траву и с досадой произнес:

– Трепло ты, Боеглав.

– А я уж поверил, – проговорил ратник Куныр. – Надо было сразу догадаться, что ты брешешь.

– Но это правда, – пожал плечами хмурый Боеглав.

– Ты эту сказочку детям на торжке расскажи, – сердито высказался Скуратка. – Глядишь, и поверят.

– Не хотите – не верьте. А только был змей. И огнем дышал.

– Угу. Огнем дышал, а медом мочился. Знавал я много врунов, но таких, как ты, не видывал.

– Слышь, Боеглав, – окликнул рассказчика конопатый стрелец. – А как звали тех трех богатырей?

– Известно как. Добрыня, Галеб и Борис.

Ратники заухмылялись.

– Вы чего? – удивленно спросил их Боеглав.

– А того, что сказками про Добрыню, Галеба и Бориса завален нынче весь Сходный мост. И с картинками, и без – на любой вкус и за любую цену.

– Вот как? – Боеглав нахмурился. – Я про то не ведал.

– Точно не ведал. Коли б ведал – не стал бы нам врать.

Ратники тихо засмеялись.

– Вот неверующие, – в сердцах проговорил Боеглав. – Да говорю же: правда это. Прабабка моей прабабки была девкой красивой и любилась с одним из тех богатырей. И после страстных любовных утех под шерстяным одеялом он ей много чего интересного понарассказывал.

Ратники снова заухмылялись.

– Верно, много, – сказал Скуратка. – Может, ты нам перескажешь? Мы послушаем.

– Пересказал бы, – хмуро проговорил Боеглав. – Коли бы поменьше зубоскалили. А так – не расскажу.

Боеглав сомкнул губы и сердито уставился на огонь.

– Боеглав, а Боеглав, – окликнул его один из стрельцов. – А я ведь тоже огнем дышать умею. Хочешь покажу? – Не дожидаясь ответа, он повернулся к Скурату задом, задрал подол рубахи и шумно пукнул.

Ратники захохотали. Боеглав матюкнулся, встал на ноги и отошел на другую сторону костра. Улегшись на траву, он закинул руки за голову и прикрыл глаза. Ратники, между тем, продолжали переговариваться.

– Не пойму я этих варягов и степняков, – мерно прозвучал один голос. – Отчего в них столько жестокости?

– Боги их жестоки, вот отчего, – ответил ему другой. – Наши боги людских жертв не приемлют. Только овощи, плоды да питную сурью, на травах забродившую. Ежели птиц и зверей – так и то редко.

– Коляду подкрепляем ягненком, – подтвердил третий голос. – А также во время русалий и в Ярилин день.

– Верно, – согласился первый. – А варяги да степняки дают богам жертву иную и страшную – живых человеков. Кормят своих идолов кровью.

– Мой двоюродный дед принес себя в жертву во время двухлетнего голода, – возразил третий.

– Так то по собственной воле, дабы сельчанам своим помочь. Коли сам себя в жертву богам отдать хочешь, так никто тебе перечить не смеет.

– Верно говоришь, – вмешался четвертый голос. – Сам Род принес себя в жертву для того, чтобы появился мир. Для того, чтобы Дажьбог Сварожич взял себе в жены Живу и произвел на свет Орея, от которого все славянские роды свой счет ведут.

Несколько секунд ратники молчали, потом кто-то сказал:

– Варяги – злыдни. Они нашего Перуна кличут Перкуном.

– Как? Как? Пердкуном?

– Ну!

Ратники тихо засмеялись.

– А я слышал, что приморские скифы тоже на жертвенных костровищах людей губят… – вновь заговорил кто-то.

У костра было тепло. Боеглав слушал своих товарищей, и веки его тяжелели от подступающего сна.

– И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов… – слышал он как бы сквозь вату. – Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов и утопили их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим…

Глаза Боеглава окончательно сомкнулись, и он уснул, улыбаясь во сне от ощущения тепла и покоя.

Под утро ударили первые заморозки. Листья с тихим треском отламывались от веток и падали на людей. Глеб уже не спал, а лишь дремал, прислушиваясь к шелестящему предрассветному полумраку. Пора было поднимать людей, но Глеб решил дать им еще немного отдохнуть.

Собрав волю в кулак, он легко и бесшумно поднялся и, отряхнув одежду от травы и листьев, зашагал к ручью, чтобы умыться ледяной водой и окончательно согнать с себя сонливость.

Не доходя до ручья саженей пяти, Глеб вдруг услышал подозрительный шум. Звук был странный – похожий одновременно на ворчание собак, пожирающих добычу, и на хрипловатую человечью речь.

Глеб бесшумно подобрался к сухому малиннику и осторожно раздвинул ветки. Брови его приподнялись, а во рту мгновенно стало сухо. На небольшой лужайке сидели на корточках три смуглых человека. Острыми, широкими ножами они раздирали тушу оленя на куски и полоскали их в ручье, как это делает енот-полоскун. Промытое мясо они складывали на сплетенные из веток носилки.

Чресла каждого из людей прикрывал кусок ткани – что-то вроде набедренной повязки. А рядом с каждым из них лежала дубина со вбитыми в толстый конец гвоздями.