Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов

— В столь важном деле можно было бы и поступиться принципом.

— Да кто же знал?

— А надо было знать!

— Ой! Только не давите! Все это ерунда. Ксению эту вашу приоденем, а придавленным заплатим за ущерб. Так что ничего особенного не случилось.

— Как это не случилось? — картинно возмущаюсь. — Обиженные грозят обратиться в суд.

— Ну, это и вовсе не проблема, — улыбается.

— Мало того, переметнулись к нашим конкурентам, — продолжаю.

— Это к Гришке, что ли? Да у него не партия, а форменный дурдом. Набрал бродяг где-то подзаборных и с ними нянчится…

— А имидж? Вас не волнует, как люди будут говорить о партии?

— Имидж мы подправим. У меня свой телеканал, газеты, радио. И нечего бояться — после ухода нескольких придурков партия только крепче станет. Крепче и благонадежнее!

Ничто его не проймет. Смотрю, улыбка во весь рот, вот потянулся, закинул руки за голову и говорит:

— Кстати, я вижу, вы и в политике, и в людях разбираетесь. А не хотите поработать на меня политтехнологом?

— Зачем это? — К такому предложению совершенно не готов.

— Как это зачем? За бабки… Нет, нет, не за деревянные.

— А не могли бы пояснить, что за технология?

— Ну как же, это просто! — Поглядел на меня эдак снисходительно и говорит: — Речь, в сущности, идет о том, чтобы общественное мнение скорректировать, как говорят, направить в нужное нам русло. Что я имею в виду? Ну, скажем, организовать акции протеста или наоборот — всенародную поддержку. Для этого используются не только газеты или телевидение. Нужно поработать и с начальниками на местах. Следует привлечь на свою сторону журналистов из газет другого направления, кое-кого из социологов… Есть и более тонкие методы. Ну вот хотя бы — я спонсирую премию по литературе. А как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. — Вот хитро щурит глазки, усмехнулся. — Понятно, что премию получит нужный человек. Но дело, конечно, не только в материальной, что называется, поддержке, а в том, чтобы поднять его авторитет, добиться, чтобы его слушали разинув рот, верили всему, что он ни скажет. Вы же понимаете, сам я не могу этим заниматься. Да и не специалист я в деле одурачивания. Ну так как?

Вижу, улыбается, а мне что-то не по себе от его слов. Конечно, премия — это престижно и приятно, но вот благодаря кому, чему? Быть награжденным наравне с каким-то бездарем, который обслуживает олигарха?

В принципе я бы не против, поскольку мой бюджет уже трещит по швам. Но дело даже не в том, что есть сомнение — справлюсь ли с этой неизвестной мне задачей? Тут сразу вспомнилось, как подрядился сторожить музей. Сначала тоже зарплату обещали, в итоге выплатили девками. А ну как тут?

— Я бы предпочел сразу и всю сумму, — говорю.

— Какую еще сумму? — недоумевает.

— Да вот, чтобы информацию попридержать.

— Вы это о чем? — Вижу, насторожился олигарх.

— О том, как обещали доллары, а заплатили деревянными рублями.

Вот краской налилось лицо, из глаз — то ли искры, то ли молнии. Ну словно бы возник из преисподней.

— Что вы себе позволяете? Да я прикажу вас выгнать вон!

Он потянулся к кнопке вызова охраны, а я подумал: видимо, слегка переборщил. Нет, даже не слегка, а очень, очень сильно. Закрыл глаза. Ой! Что-то сейчас будет…

Но вот слышу:

— Ладно. Пошутили, и довольно. К счастью, у меня полный порядок с чувством юмора. Так все-таки что нужно от меня? Какие просьбы у Ильи Борисыча?

Что ж, это вполне разумно, олигарху ни к чему скандал, потому и пытается свести все к шутке. Да просто хочет избежать излишнего внимания широкой публики. Только недоумку могла в голову прийти чудовищная мысль — попытаться добиться своего с помощью скандала.

В общем, стою и не знаю, что сказать. Да не собирался я ни врать, ни шантажировать. Рассчитывал, что сам земляку что-нибудь предложит. Гляжу на его верхнюю губу и думаю: ведь все равно не выгорит, чего ни попроси. Ясно же было как божий день от самого порога. Тогда зачем все это? Сказал бы «здрасте», повернулся бы и адью, прощай! Прощай, надежда! Прощай, роман! Несбывшиеся желания, прощайте!

И отчего вдруг такое ощущение возникло? Да вроде бы совсем из ничего. Подумаешь, не понравилась верхняя губа! И все же… И все же, допустим, он поможет мне с романом. Допустим, даже рекламу сделают, прославят мое имя, растрезвонят обо мне на радио, на телевидении, в газетах. И буду я ему по гроб жизни благодарен. Причем со всеми неизбежными последствиями — уж это не хотелось бы перечислять. Пусть так. Ничего тут не поделаешь…

И вот стою я у порога, гляжу на эту верхнюю губу и представляю, как все могло бы быть. В деталях представляю, каждое слово, до последней буковки, до хитрого прищура глаз и снисходительной улыбки на его лице. И надо это мне?

— Здрасте! — говорю, затем поворачиваюсь и ухожу.

Только бы сегодня женский день не оказался в бане!

Так все и произошло, то есть ушел, не добившись ничего. Был ли разговор, не был ли — да это и не важно. Что уж тут говорить, если продолжаю сам себе то и дело удивляться. Вот вроде бы готов душу заложить, чтобы опубликовать роман. А вслед за тем начинаю сомневаться — стоят ли успех у публики и кое-какой достаток… стоят ли они того, чтобы ползать на коленях перед ним? Стоит ли такому продаваться? Стоит ли закладывать душу дьяволу?

Все дело в том — кому? Черти, они ведь тоже разные бывают.

Денег между тем почти не оставалось. Впрочем, как и надежд на изменение жизни к лучшему. Пришлось обращаться к проходимцу-маклеру. Тоже, конечно, не подарок, однако в издательских делах вроде разбирается, может что и подсказать. Тот принял меня, развалясь в диване, на подушках. Однако, угадав цель моего прихода, тут же отложил в сторону кальян.

— Ну что ж, очень, очень рад. Рад, что, наконец, решились. Я к тому, что могу предложить подходящий вариант. Учтите, это только для вас, со скидкой до двухсот процентов. — Маклер радостно ощерился.

— Так не бывает, — возражаю.

— Что ж, не устраивает двести, пусть будет пятьдесят. Какие могут быть претензии? Мои деньги — ваш товар. Но если вы получили шикарное наследство…

— Не в этом дело…

— Не в этом так не в этом. Я даже не стану возражать. — Тут маклер встал, видимо желая подчеркнуть торжественность момента. — Итак, внимание, вот что я предлагаю. Вы уступаете мне права на свой роман, а я выплачиваю за это единовременно… ну, скажем, пару тысяч баксов.

— Но это же воровство, грабеж средь бела дня! — От такой наглости я даже привскочил на месте.

— Ах, как же вы любите все преувеличивать! — Маклер недовольно сморщил длинный нос. — Я даже не успел всего сказать, а уже навешивают обвинения в членовредительстве, педофилии и еще бог знает в чем.