В порыве страсти - Розалин Майлз

– Думаю, мы можем побаловать себя, пробыть здесь столько, сколько захотим. Что скажешь, Крэйг?

Бакли мгновенно вытащил из кармана тоненькую электронную записную книжку и стал нажимать на кнопки.

– Наверно, мы управимся довольно быстро, но дня два-три… до двадцать второго, – неизвестно зачем объявил он. – Тогда к двадцать пятому числу мы успеем в Чикаго, на конференцию производителей и потребителей говядины.

– До двадцать второго?

Пора вмешаться, подумал Алекс, с трудом сдерживая раздражение. Пора взять инициативу в свои руки, хотя это не входило в его планы – он предпочел бы остаться в тени. Показать этим ублюдкам, кто здесь хозяин! От этих идиотов никакой пользы, они понятия не имеют, что значит продавать!

А что касается Джона…

Но он им покажет фокус, научит, как вести дела.

– Вы все успеете, – Алекс приветно улыбнулся. – Чарльз с Беном уже давно готовились к продаже, так что у нас все документы в порядке. Мы с радостью вам поможем.

Джон с грохотом отодвинул свой стул.

– «Мы с радостью вам поможем», – передразнил он Алекса. – Конечно, мы вылижем все задницы до самого Киото, если это поспособствует драгоценной сделке! Но без меня! На меня можете не рассчитывать! И если все вы тут решили разнести Кёнигсхаус в клочья, то я костьми лягу, чтобы этому помешать!

Пошатываясь, он направился к двери.

– Мне очень жаль, миссис Мацуда, – заискивающе произнесла Элен. – Джон никогда так себя не вел. Не знаю, что на него нашло.

Она сама не верила своим словам. Японка только улыбнулась.

– Ваш сын несчастлив, – промурлыкала она. – К тому же любой юноша может иногда напиться. Но дело есть дело: Кёнигсхаус продается или нет?

– Извините!

Стараясь не выдать своих чувств, Джина встала из-за стола, вежливо попрощалась и вышла из столовой. И сразу же увидела Джона – спотыкаясь и пошатываясь, он брел к выходу. Два шага, и она его догнала.

– Джон! – Она схватила юношу за руку. – Куда ты?

– Туда. – Он откинул щеколду, распахнул дверь и повторил, указывая рукой в пространство: – Туда.

– Куда?

– Куда угодно!

В таком состоянии он действительно мог уйти куда угодно. А она-то надеялась, что они смогут спокойно поговорить наедине, мечтала, что сможет насладиться его близостью. Ей хотелось стукнуть его. Или себя. Нет, одного она его не отпустит.

– Я пойду с тобой.

– Незачем. – Джон даже не посмотрел на Джину. – Все кончено. – Он попытался высвободиться.

Она еще крепче вцепилась в его руку.

– Что кончено?

– Ничего. Ничего и не было. – Он покачнулся, закрыл лицо руками. – Господи, я совсем пьяный! Не слушай меня, я сам не знаю, что говорю.

– Нет, ты все прекрасно знаешь! – Джина с трудом сдерживала слезы, но гнев не позволял ей молчать. – Не смей со мной так разговаривать, ты ведь знаешь, что что-то было…

Она замолчала на полуслове, голос ей не повиновался. Джон поднял на нее глаза – в них читалась мука.

– Было… между нами, – выдавила она наконец.

Из столовой доносился шум отодвигаемых стульев, голоса стали громче. Обед закончился, с минуту на минуту в холле могли появиться люди. Джон потряс головой, попытался стряхнуть опьянение.

– Здесь нам поговорить не удастся, – медленно произнес он. – Пойдем.

Он взял девушку за руку, вывел на улицу, закрыл за собой дверь. Огромная луна спокойно плыла по усыпанному звездами небу. Прохладный ночной ветерок остудил пылающие щеки Джины. Похоже, на воздухе и Джону стало лучше, теперь он держался на ногах значительно увереннее. Они пересекли лужайку и остановились перед домом для гостей, у самых ступенек. Было между нами…

Джине хотелось вырвать себе язык. Какой позор – выдать свою любовь человеку, пусть и очень доброму, но абсолютно не разделяющему ее чувств! Ей досталась горькая чаша, и она вынуждена испить ее до дна.

Нужно что-то сказать, загладить промах. Но она не могла произнести ни слова. И тут Джон заговорил, но совсем о другом.

– Эта японская дама, Миссис Как-бишь-ее, – начал он. – Когда она соберется уезжать, я хочу, чтобы ты попросила ее взять тебя с собой.

– Что? – Джина ожидала чего угодно, но только не этого.

– Я хочу, чтобы ты вернулась вместе с ней в Сидней, чтобы ты уехала отсюда. – Джон вздохнул.

Он хочет избавиться от нее?

– Почему?

– Тебе незачем здесь оставаться, вот и все.

Явная отставка, причем высказанная самым обыденным тоном – что может быть горше? Но нет, ей этого мало, ей нужно приумножить свои страдания.

– Должна быть какая-то причина, я хочу ее знать, – настаивала Джина. – Скажи мне.

Джон возвышался над ней, загораживал собой луну.

– Говорить нечего. Уезжай. У нее уже был готов ответ.

– Нет.

Из темноты послышался приглушенный расстоянием крик ужаса, затем – долгий предсмертный стон: какой-то ночной хищник напал на ничего не подозревающую жертву. Джон никак не отреагировал на эти звуки.

– Послушай, – он ухватился за перила веранды, – тут много всего произошло. Вчера… вчера ночью, в буше мне…

Он не мог сказать: «Мне приснился сон». Так говорят только школьницы, изнывающие от любви к какой-нибудь поп-звезде.

– У меня было… странное ощущение… ощущение отстраненности, можно так сказать. У источника. Где… где умер отец. – Джон смущенно покачал головой. – Какой-то дурацкий сон.

– О твоем отце?

– Да. О той ночи, когда он… и о змеях, о трех королевских коричневых…

Трех змеях?

Откуда он знает, сколько их было? Им сказали, что Филипп умер от укуса змеи, вот и все, даже результатов вскрытия еще нет. Так с чего он взял, что змей было несколько?

– Что еще тебе приснилось? – спросила Джина как можно более небрежно.

Однако Джон почувствовал ее настороженность.

– Так, ничего особенного. Нечто неопределенное… как всегда во сне… какие-то люди, но я никого не узнал. Говорю тебе, дурацкий сон.

Он натянуто улыбнулся.

– Ладно, мне пора. Утром скажу Чарльзу, чтобы придержал для тебя место в вертолете.

– Можешь не утруждать себя, – разозлилась Джина. – Послушай, что я тебе скажу! – Она поднялась на ступеньку, еще на одну. Теперь их лица оказались на одном уровне. – Я не ребенок, и ты за меня не отвечаешь, так что нечего мне приказывать. К тому же я не идиотка. Неужели ты думаешь, что я испугаюсь какого-то непонятного сна? Наверно, ты слишком много выпил, как сегодня, – вот он тебе и приснился!